Если упорно верить, жизнь на темной земле уцелеет. Мир наполнится светом.
Джесс добрался до домов Ватенде и встал в стороне, когда люди столпились вокруг круглого участка и обступили ведущую туда тропу. Он наблюдал, читая в сердцах, читая в умах. Зения Данлоп, такая раскаивающаяся, что в душе поклялась никогда больше не грешить; Зак Данлоп, полный осуждения, ярости, насилия; Мэгги, мать Джесса, чистая сердцем, но не сознающая своих достоинств; девушка Ариэль, храбрая душа; Бабу, могучий просвещенный слуга Бога; вождь Ватенде, прямодушный, но с застывшей душой.
Женщина толкла в порошок ядовитую кору, а мужчины держали девушку, Аджию. Бабу и Ватенде стояли друг напротив друга. Их окружали люди Ватенде, чтобы никто не мог вмешаться.
– Я объявляю свое право осмотреть кору.
Ватенде кивнул, и Бабу нагнулся, взял кусочек еще не измолотой коры, понюхал и положил на язык.
– Это не та кора! – выпрямившись, сказал он.
– Это мвави! – настаивал Ватенде. – Я уверен.
– В этой коре быстрый яд, слишком сильный. Это будет не испытание. Это будет убийство.
Раздались голоса – люди обсуждали его слова.
Девушка Аджия выглядела измученной, как будто проплакала всю ночь. Но вождь не открыл ее сердце. Оно все еще было полно ненависти. Единственным светом была ее любовь к человеку по имени Ахмед. Он тоже ее любил – и желал отдать за нее свою душу. Однако ни он, ни она не имели истинной веры. Их поглощали страхи: ее – страх смерти, его – страх видеть, как она умрет.
И призывы их к богу останутся без ответа. И сами они не верили и не могли сдвинуть гору, называемую смертью, которая нависла над ними. Они игнорировали Царствие Божие внутри их, хотя в Коране Аллах говорит: «Призови меня – и я отвечу».
Джесс не мог спасти тех, кто не верил в свое спасение, не мог исцелить тех, кто не верил в свое исцеление. Его чудеса, которые творил он в Библии ради других, все его заступничества были порождены верой тех, ради кого он творил чудеса, за кого заступался.
Ватенде посовещался со своим главным помощником и сказал Бабу:
– Вместе мы поищем новую кору.
Никто не ушел, зная, что Ватенде и Бабу не будут искать долго. Несколько минут спустя они вернулись, неся полоску коры, и Бабу высоко поднял ее.
– Мы согласились, что это – нужная кора.
Они протянули кору женщине, которая принялась толочь ее камнем в порошок. Теперь никто не стал возражать против древнего ритуала банту.
Наблюдая, Джесс вошел в пространство между явным и возможным мирами. Оттуда он простер свою любовь над собравшимися, готовый приветствовать душу девушки, если тело ее умрет, готовый утешить Ахмеда.
Женщина закончила толочь и налила воду в чашку, добавила туда две щепотки порошка и протянула чашку Ватенде.
Джесс сочувствовал собравшимся вокруг владений Ватенде – большинство жалело девушку, но страх заглушал жалость. Те, кто был не из деревни, пребывали в ужасе, все, кроме Ахмеда, который решился тоже умереть, если умрет Аджия, – и Зака. Гнев его изменился, пока он наблюдал за Ахмедом и девушкой.
Аджия завопила:
– Субханаллах, субханаллах!
Она кричала это снова и снова, славя бога, но под ее сожалением оставалась ненависть. Она не оставит свою ненависть, а будет цепляться за нее, как будто ненависть может ее спасти, хотя именно ненависть обрекла ее на такую судьбу.
Когда Ватенде подошел к девушке, Зак взмолился:
– Подожди! Подожди!
Ватенде помедлил, чтобы посмотреть – кто окликнул его. Стоявшие перед Заком расступились, чтобы дать ему дорогу.
– Это не… Я хочу сказать… Разве нет способа… Я имею в виду… Дай это мне. Я выпью за нее!
– Нет! Нет! – взвыла жена Данлопа.
Ахмед заплакал. Аджия широко распахнула глаза. Потрясенная, отказывающаяся верить, она потеряла сознание и обмякла в руках державших ее мужчин.
Джесс почувствовал движение души своей матери. Из того места за пределами смерти, где он пребывал, он послал ей свою силу.
Ватенде сделал знак стражам. Те шагнули в сторону и позволили Заку войти во владения вождя.
Бабу сказал:
– Другой может выпить за нее. Это дозволено.
Зак посмотрел на жену, потом – на плачущего Ахмеда.
– Я это сделаю, – сказал он. – Только объясните мне правила. Что происходит?
– Ты должен выпить все до дна, – объяснил Ватенде через свою мать. – После можешь брать в рот только воду. Если она невиновна, тебя вырвет ядом. Если она виновна, ты умрешь не позднее чем через двадцать четыре часа, но она будет свободна.
– Ахмед, она невиновна? – окликнул Зак своего друга.
Ахмед встал и посмотрел на Зака:
– Ты всегда был моим другом. Да славится Аллах, я не могу позволить тебе умереть. Я выпью яд.
Они посмотрели друг на друга, улыбаясь общим воспоминаниям. Потом Зак стремительно шагнул вперед, взял у Ватенде чашку и осушил ее. Мужчины закричали. Женщины завизжали. Зения Данлоп, превратившись в тигрицу, кинулась к Заку.
Зак уронил чашку, и ошеломленные люди благоговейно затихли. Он ухмыльнулся Ахмеду:
– На вкус куда лучше, чем пиво «Нинкаси», та французская моча, которую ты пьешь.
Во владениях Ватенде воцарился хаос. Зения прорвалась к Заку и тревожно похлопала его по груди, потом неистово обняла.
– Зачем ты это сделал? Зачем, во имя неба, Зак? Зачем, во имя неба?
Ахмед подбежал к очнувшейся Аджии, принял ее из рук мужчин и прикрыл ее наготу своей рубашкой. Он отвел ее к Заку, который спас ей жизнь, со словами:
– Аджия, вот вазунгу, которого ты хотела убить!
Зак, которого поддерживали Зения и Бабу, опустился на землю и уставился на безбрежное африканское небо.
Джесс почувствовал приближение Зака Данлопа, почувствовал, что тот умирает. Сердце Зака вновь было чистым, как золото, и полным любви, как и прежде.
Во всех этих событиях Джесса удивила его мать. Он ощущал, как освобождается ее душа. Она решительно пошла вперед и, извинившись перед кем-то, опустилась на колени рядом с умирающим Заком и взяла его за руки.
– Не умирай, Зак, – сказала она. – Не оставляй нас. Множество людей будет печалиться, если ты уйдешь, и я в том числе. Попроси бога спасти тебе жизнь. Попроси его! По-настоящему попроси его. Потом просто имей веру, вспомни горчичное зернышко.
Зения заплакала, когда Зак засмеялся. Та, кто никогда не плакал раньше, теперь не собиралась останавливаться.
– По правде говоря, я никогда не понимал этой строчки, – сказал Данлоп. – Это какая же вера может быть у горчичного зернышка?