Зак повернулся:
– Если не ошибаюсь, вы оба у меня в долгу?
Аджия опустила глаза. Ахмед взял ее за руку. И все, впятером, они вышли из хижины Сумы и уселись в священный круг, нога к ноге.
Людей собралось так много, что им пришлось составить два круга – один внутри другого. Если не считать Ватенде и его матери, тут собралась вся деревня.
Вскоре барабан нгома сделал свое дело, и Бабу взял нсанзу. Ее приятные высокие ноты воодушевляли сердца. Он почувствовал, что Ариэль всеми силами старается вернуться в «нездешнее место», но безуспешно. Бабу и Джесс знали, что ее попытки сами по себе возводят перед ней барьер. Однако дар прошлого опыта удержит Ариэль на правильном пути.
Все больше и больше жителей деревни соскальзывали в блаженство, которое поджидает за пределами мыслей, и Бабу задал Джессу вопрос, который все время мучил его. Как человечество смогло уйти так далеко от источника этого блаженства? Джесс ответил, что разум, некогда бывший слугой человека, стал его господином. Таким могущественным господином, что француз Декарт сказал: «Я мыслю, следовательно, я существую». На самом деле все обстоит наоборот – я существую, следовательно, я мыслю. Человечество забыло, что его сущность заключается в сознании, а не в смертных телах. Вера двигала горы благодаря внутренней силе, дару осознания, данному богом. Сбитое с пути страхом – противоположностью веры, – человеческое сознание создало врагов и опасности, и в конце концов земля пришла в свое нынешнее состояние, оказавшись на грани самоуничтожения. Планета умирала, виды вымирали, люди каждый день убивали друг друга и сами себя. Из всех учеников Джесса только Фома уловил истину и правильно ее передал: «Но Царствие Отца распространяется по земле, и люди не видят его» [115] .
«Сегодня мы это изменим?» – спросил мысленно Бабу.
«Мы с тобой здесь именно для этого», – ответил Джесс.
Их сердца обняли сидящих людей, подготовленных музыкой нанзы и стуком барабана.
Разом подумав об одном и том же, Джесс и Бабу попросили души местных жителей и гостей деревни присоединиться к их душам. И это немедленно было сделано. Многие гадали – не мерещится ли им захватывающая вибрация. Бабу улыбался недоумевающим, а Джесс в это время направлял их, побуждая подниматься в свежий воздух, оставив внизу тела, которые оседали или ложились, прислонясь друг к другу, чтобы позже души снова нашли их по еле заметным серебряным струнам.
Бабу успокоил юную Ариэль, чей разум взорвался криком: «Господибожемой!» Зак, Зения, Ахмед и Аджия решили, что они уснули и видят сон. Мать Джесса Мэгги, как и ее сын, полностью осознавала происходящее.
Бабу призвал предков даровать деревне смелость. Без единого слова или движения Бабу и Джесс расширили священный круг, послав его в джунгли Мбеи, чтобы помочь тамошним людям, присутствие которых они ощущали. Их энергия радостно прогремела вниз по реке Джонгомеро, ворвалась в национальный парк Руаху, пронеслась над охотничьими угодьями в кратер Нгози, а потом – над скалистыми нагорьями и густыми зарослями.
«Царствие Божие внутри тебя», – сказал Джесс на языках племен: ближайших сафва, малила и сангу; обитавших в более отдаленных местах ньякьяса, ньяика и ньямванга, ндали, бангу и кимбу. Бабу, Джесс и священный круг понесли возбужденную вибрацию к городу Мбея по ее узкой долине, окруженной высокими горами, вратами в танзанийские южные нагорья, – и уже улыбавшиеся люди замирали посреди своих дневных забот и затягивали песню, славя того, кого считали своим богом.
В мгновение ока Джесс и остальные посетили всю Танзанию, ее города, озера, деревни, пустоши, ее людей, задержавшись на миг над Дар-эс-Саламом, Городом Мира.
Всего одна мысль – и они добрались до Конго на западе, Уганды и Кении на севере, а потом отправились на юг к Замбии, Малави, водопаду Виктории, который раньше назывался Моси-оа-Туна – «Дым и громы».
Бабу почувствовал, как Ариэль улыбается туристам, переставшим фотографировать самый огромный водопад в мире и уставившимся вверх. Они ничего там не видели, но ощущали блаженство. Их сердца открывались вибрации, которая напомнила им, кто они такие, и ноша свалилась с их плеч, а беспокойство покинуло их.
От Столовой горы Кейптауна до суетливых рынков Марракеша, над песками Сахары, самой жаркой пустыни мира, вверх по неторопливому Нилу вели священный круг Бабу и Джесс, и люди все отчетливей сознавали, что они путешествуют и что зависит от их путешествия. Юная Ариэль все еще изумлялась, но превращала свой путь в игру.
Потом, нависнув над великой египетской пирамидой, Ариэль услышала некий звук. Бабу знал, что она старается не сосредотачиваться на нем. В этом странствии она не слышала, только чувствовала – ветер, солнечный свет, сердца людей повсюду, зная, что остальные в священном кругу совершают то же странное путешествие, которое она теперь считала самым лучшим в своей жизни… А может, в жизни всех людей мира.
Звук становился громче, и Ариэль не смогла больше сопротивляться. Она нехотя сосредоточилась на нем и узнала шум двигателей в небе. И тогда она споткнулась и покатилась – сквозь время, сквозь пространство, падая, падая до тех пор, пока опять не очутилась в своем теле. Открыв глаза, она увидела, что снова находится в Удугу, и все остальные тоже – задыхаясь от блаженства, вздыхая, лениво потягиваясь, как будто они внезапно потеряли свой вес или сбросили груз беспокойства.
Вокруг раздавались голоса детей, которые радостно выкрикивали:
– Ндедже! Ндедже! [116] – и бежали через заросли к взлетной полосе.
Остальные в кругу тоже открыли глаза. Их сосредоточенность была нарушена, и они недовольно поднимались, чтобы последовать за детьми через джунгли.
Их остановил Джесс. Ариэль почувствовала, как он просит не обращать внимания на звуки и вернуться в круг. Все послушались его и уселись, как раньше, не только нога к ноге, но и держась за руки, создавая стену энергии.
Бабу забил в барабан нгома, и священный круг возобновился, несмотря на отрывистые жужжащие звуки, которые становились все ближе. Забыв про мысли, Ариэль слушала барабан – и внезапно вернулась в «нездешнее место», раздвоившись. Ее обычный ум желал найти способ зафиксировать происходящее, чтобы она могла потом доказать, что это на самом деле было. Но ее нездешнее «я» не обращало на такие мелочи ни малейшего внимания. Это выходило слишком далеко за пределы обыденности, было слишком нереально здорово. Более высокодуховная ее часть медлила в серой дымке бытия, не способная ничего знать или делать по команде. Как такое описать? Даже слова «полная свобода» не подошли бы, поскольку подразумевали помеху, нечто, от чего следовало избавиться. Ничего такого не существовало в «нездешнем месте». Ариэль со стопроцентной уверенностью знала, что может создавать и разрушать одними лишь словами. Единственная проблема заключалась в том, что она не знала, где находится пульт управления «нездешней» Ариэлью.