– Он жив, – сказал Ватенде. – Ему больно, но он жив.
Джесс пожал Ватенде руку и, помахав на прощание, шагнул в заросли. Закрыв глаза, он стоял и молчал. Из «нездешнего места» Ариэль услышала, как он окликает душу своей матери, как та отвечает на зов. Мать, улыбаясь, немедленно очутилась рядом с Джессом, вокруг них закружились странные ветры.
«До свиданья, Ариэль. Храни священный круг в своем сердце».
А потом, как и предположил солдат, их атомы рассыпались, и они исчезли.
Я не ожидала, что в мгновение ока окажусь снова в Порлецце вместе с Джессом. Солнце садилось в марево над озером Лугано посреди темнеющей зелени альпийских холмов.
В любой другой день я, Мэгги Джонсон Даффи Морелли, подумала бы, что теряю рассудок. Я не теряла его. Я прошла через нелегкое жизненное испытание вместе с моим сыном Джессом, некогда известным как Иисус из Назарета, Спаситель и Христос.
– Мы спасли мир, Джесс? – спросила я.
И не успела я задать этот вопрос, как мы очутились над Америкой, увидели, как перестрелки раздирают ее на части, увидели землетрясения в самых неожиданных местах, увидели, как одни люди голодают, а другие обжираются, увидели, как разламывается суша и части ее падают в море.
– Значит, мы его не спасли?
Он не ответил.
Вместо этого я увидела другую Америку – лучшее, что в ней есть: людей, живущих вместе и любящих друг друга, помогающих друг другу; учащихся детей; чистый воздух; молящиеся семьи, медитирующие вместе, славящие мироздание языком разных религий.
Потом я увидела весь мир, почувствовала, как он содрогается на краю, увидела, как он падает в хаос, только звезды остаются на местах, их великолепие рассыпается по небу, как недавно я видела в Африке.
В конце концов на один миг, на один колеблющийся, молчаливый миг, беременный не наступившими рассветами, не сгустившимися сумерками, мир перестал быть собой и показал, каким он мог бы стать. Я не могла объяснить, каким образом я это поняла, но знала наверняка.
Я наблюдала, как над озером Лугано расступились небеса, как свет превратил половину его поверхности в жидкие алмазы, а тьма затушевала вторую половину. Я благоговейно смотрела на этот разделившийся ландшафт. Теперь существовало два озера Лугано, в двух новых реальностях: в одной – счастливой и полной радости, и в другой – несчастной, полной ненависти, беспокойства и страха.
Логика говорила мне, что это невозможно, что я не должна верить своим глазам, но я им поверила.
– Что случилось, Джесс? – вскрикнула я, ухватившись за него, когда дующие в разные стороны ветра начали трепать наши волосы и одежду.
– Священный круг продержался достаточно долго, чтобы его энергию почувствовали, но некоторые отвергли благословение. Теперь существует два мира. Для тех, кто на свету, жизнь будет становиться все легче и легче. Они расцветут. Для тех, кто во тьме, жизнь будет становиться все опасней и драматичней, все тяжелей. В одном мире – только несчастья. В другом – только блаженство.
– Мне жаль их, – сказала я.
– Кого? – спросил Джесс.
– Людей, которые во тьме.
Сын сочувственно посмотрел на меня:
– Темная сторона – там, где ты, мама.
Я встревоженно посмотрела на два новых мира и в страхе вцепилась в Джесса.
– Тем, кто на свету, ты не нужна. Они нашли Царствие внутри себя. Тем, кто во тьме, нужен тайный мессия. Им нужна ты, мама.
– Ох, Джесс! Я теперь – как ты?
– Еще нет. Ты должна практиковаться, как мы делали раньше. Медитировать. Успокаивать мысли, следуя своему дыханию. В течение дня обращай внимание на то, что перед тобой, на то, что ты пребываешь в своем теле. Не беспокойся насчет вчера и завтра.
Джесс улыбнулся:
– Будь здесь и сейчас, как сказал человек по имени Рам Дасс [118] . Делай это часто – и ты воссоединишься со мной, с моим Отцом и со Святым Духом. Ты станешь светом мира.
Мой страх исчез. Я поняла.
– А как насчет наших друзей, оставшихся в Удугу?
После этого вопроса перед нами появилась деревня: раненого солдата несли на носилках к взлетной полосе, и Ариэль говорила остальным: «Верьте мне, Джесс и его мама не вернутся, но с ними все в порядке».
Ахмед и Аджия вернулись в свой временный лагерь. Зак и Зения пошли обратно через джунгли к ближайшей дороге и сели на дала-дала до города Мбеи. Спустя день голодный, невыспавшийся и испуганный Кевин ван дер Линден не смог больше удерживать три военных транспорта в Удугу. Вести о присутствии солдат распространились, и начались беспорядки и шум. Чтобы убедиться, что военные не причинят вреда жителям деревни, Ариэль и Феликс остались в Удугу на ночь и улетели в Дар-эс-Салам на вертолете с Махфуру и Кевином.
Все шестеро – Ариэль и Феликс, Зения и Зак, Ахмед и Аджия – радостно воссоединились в «Устричной бухте», убедив администрацию отеля разрешить женщинам занять одну комнату, а мужчинам – другую. В номера добавили раскладушки, потому что отель, как всегда, был переполнен. За обедом Ахмед объявил, что Аджия переезжает в Нью-Йорк. Он достанет ей визу невесты. Она получит грин-карту [119] , когда они там поженятся.
– И что теперь с ними будет? – спросила я.
– Ариэль – там, где свет. Она принесет свет своим матери и отцу просто тем, кто будет рядом. Бабу тоже там, где свет. Он принесет свет всем остальным в Удугу. Зак, Зения, Ахмед и Аджия не сознаю́т того, что случилось в священном кругу. Они думают, что им это приснилось. Но они получат свой дар – проблемы, преодолимые лишь силой духа. И они начнут вспоминать. А потом их выбор будет зависеть лишь от них самих. Что касается преподобного Пола Джозефа, небеса давно пытались до него дотянуться. Его двери закрыты. Однако есть надежда, что его жена, которая собирается его покинуть, вновь откроет эти двери.
– Хотелось бы мне, чтобы обо всем могли узнать Питер и Адамо.
Джесс выпустил меня.
– Теперь это твое дело – показать им свет. Для них ты отсутствовала лишь несколько часов.
Он прижался губами к моему лбу, взял мои руки в свои и поцеловал их.
– Ti voglio bene, Mamma [120] . Я всегда буду тебя любить.