– Вам в тот период приходилось общаться с американцами?
– Только через переводчиков. Ездили в Миргород к ним в военный городок. Там был создан авиационный батальон особого назначения (АБОН), который обеспечивал их и бомбами, и горючим, боепитанием и продовольствием. Снабжали их там как положено: хорошими продуктами, сигаретами. Даже в то время у них было пиво, шампанское. И вот командир нашего полка договорился с командиром АБОНа, чтобы наши летчики тоже могли попользоваться такими же продуктами, как американцы, ведь скоро на фронт идти. Мы раза три ездили. Нам давали полуторку, ехать было недалеко – километров 15-18. Мы приезжали в тамошний ресторанчик. Заказывали и водки, и шампанского. Там покупали пачки по 2-3 папирос «Казбек», «Северной Пальмиры». Потом по 2 пачки не стали давать, только по одной. Американцы там сидели. Мы с ними беседовали. Разговоры вроде шли мирные, о том, что скоро немца разобьем. И тем не менее американцы делали нам… Как бы это назвать… Пакости.
У них был автопарк: «Виллисы», «Доджи». Не меньше сотни машин. В каждой машине ключ торчал. Любой их сержант или даже солдат мог подойти, завести и поехать. Куда? Хоть на базар за семечками. Они так и ездили. Бывало, купят семечек кулек, конфет, а потом бросают нашим пацанам и фотографируют, как те подбирают. Разве это не пакость?
Но случалось и хуже. Начну с того, чем они нам помогали. У нас же всего не хватало. Где-то в 1943-м я только впервые получил приличную шинель, английскую. К тому времени нам уже поставляли английские и американские самолеты. Но давали они нам только то, что было не нужно им самим. Когда мы сидели в их ресторане в Миргороде, то спрашивали их, почему они сами на «кобрах» не летают. Они отвечали, что вроде как им эти самолеты не подходят. У них же уже были истребители «мустанги». Они на «мустангах». А нам их не дали. Иногда создавалось впечатление, что американцы вообще были врагами. Когда закрыли их базу в Миргороде, то все лишнее они должны были перевезти на базу в Полтаве. Они сожгли все, что не смогли перевезти, вплоть до моторчиков, вырабатывающих электричество для освещения их городка. А ведь наш АБОН их обеспечивал. Что им стоило подарить АБОНу то, что оставалось на базе? Тем более что была как раз середина войны – голодное, сложное время. Оставался неприятный осадок…
– Можно ли сказать, что как самолет «кобра» была лучше «мессера»?
– Смотря в чем. Сильна «кобра» была, прежде всего, тем, что на ней секундный залп 10,5 килограмма. Представьте, за 1 секунду такая масса снарядов. Это сила, конечно! А еще обзор из «кобры» был хороший. А из кабины «мессера» – очень плохой. Помню, два румына решили перелететь из Крыма к нам, произвели посадку. Ох, потом наша дивизия с ними мучилась. Они же с крестами. Значит, чтобы их на следующий аэродром сопроводить, приходилось прикрывать. Нашим опытным летчикам разрешали полетать на румынском «мессере» над аэродромом. Некоторые летали. Мне не удалось, но в кабину я забирался. Обзор из нее очень плохой. Не то что в «кобре».
По маневренности «кобра» «мессеру» не уступала. Воюет не машина, а тот, кто в ней сидит. Если летчик крепкий, хорошо держал перегрузки и мог на предельных критических углах выполнить маневр, то на «кобре» вполне успешно можно было тягаться с «мессером». Вот у меня был такой случай. Один раз «мессер» зашел на вираже почти мне в хвост. Ему еще градусов 30 оставалось. А ведь у «мессера» горизонтальная маневренность лучше, чем у «кобры». Но тем не менее я, работая триммерами, вышел в такое положение, что сам начал его обстреливать. Самолет был на грани сваливания в штопор. Один раз стрельнул, вроде очередь впереди прошла. Второй раз – вроде очередь сзади. Потом еще раз стрельнул, и он свалился. Может, сбил я его, может, нет, а может, он умышленно сделал переворот. А мне вниз нельзя. Он может из пикирования выйти и зайти мне в хвост. Пришлось мне уйти в сторону. Смотрел, смотрел, но так и не нашел его.
Конечно, на малых высотах «кобра» была посредственным самолетом. Поэтому главное – это тактически грамотно построить атаку, набрать высоту, разогнать скорость. Вот еще такой пример.
Я уже говорил, что 31 декабря 1943-го меня чуть не сбили при штурмовке одного из немецких аэродромов. В это же время Камозину было поручено пойти в паре до Владиславов™. Такой перелет мы могли себе позволить. У нас на «кобрах» запас горючего был солидный. Даже были подвесные баки (их при необходимости сбрасывали после выработки бензина, а если боя не вели, то привозили обратно). И вот, Павел Михайлович Камозин со своим ведомым разведали, что им было положено. Возвращаются обратно. В это время Камозин вдруг заметил Ю-52, транспортный самолет, который шел в нашу сторону, в сторону Керчи. Его прикрывала шестерка «мессеров». Павел Михайлович своему ведомому говорит: «Держись!» Отошли они в сторонку, набрали высоту и на большой скорости спикировали на этот транспортный самолет, атаковали. Он загорелся. Они зашли и еще раз по нему ударили. Там шестерка «мессеров» была, а они такое сотворили парой! Потом выяснилось, что в этом самолете летело 30-40 старших офицеров поздравить войска с Новым годом, вручить награды.
Хорошим летчиком был Камозин. И при этом он очень скромно себя вел. Он с любым летчиком на любые темы мог говорить. Такой очень простой, без фанаберии. Причем его очень все уважали. Все Герои, которые у нас в полку были, считали, что Павел Михайлович прирожденный летчик, как пианист. Да, в полку у нас в основном все друг друга уважали, любили, была крепкая дружба…
Так вот, кроме мощной пушки и двух пулеметов калибра 12,7 миллиметра, на первых сериях «кобр» были установлены четыре крыльевых пулемета, а это четыре тысячи патронов. Мы их не снимали. Потом пошли машины с двумя крупнокалиберными пулеметами и пушкой. Какое-то время, правда, были самолеты с двумя подвесными крупнокалиберными пулеметами, но они не прижились. В основном были самолеты с двумя крупнокалиберными пулеметами и 37-мм пушкой.
Радиостанция на «кобре» была шикарная. На И-16, для сравнения, не было никакой рации. На земле выкладывали полотнищами: летите туда, там противник. А в «кобре» уже было 3 радиостанции, 2 передатчика. Кроме того, был еще радиополукомпас.
Для связи с землей настраивали один передатчик, а второй – для связи между самолетами. То есть можно было всегда обменяться репликами по другой линии. Немцы, конечно, занимались радиоперехватом: всех наших летчиков знали по фамилиям. Но наши их тоже слушали и тоже знали.
Наш командир эскадрильи Сидоров Николай Григорьевич одно время практиковал такой «тихий вариант». Примерно за час до вылета звено связывалось между собой по радио, а вылетали через час в обстановке полного радиомолчания. Так нам удавалось подлавливать немцев в воздухе или на земле. Заинтересовался «тихим вариантом» наш замполит. И вот как-то раз повел командир эскадрильи звено, а он полетел ведущим второй пары, хотя редко летал. Грузный такой был мужик. Мы обычно на 6000 метров поднимались и летали, кислородом даже и не пользовались, молодые ж ребята были, здоровые. А он чуть поднялся лишнего и уже не может дышать. Вот они и пошли на 5000 метров. В результате четверка попала под атаку румынского аса, которого прикрывала пара истребителей. Получилось так, что наши оказались под огнем. Но тем не менее командир эскадрильи этого аса подбил. Даже перехватить нашим удалось, как этот румын передавал что-то вроде: «Радеску-4 – немедленно медпомощь на старт». Значит, он ранен был. Но тем не менее нашу четверку эти «мессера» все же разогнали, хотя никого не сбили.