Book.

В 1943 году наш полк вошел в состав 5 ШАК, командовал которым Герой Советского Союза Каманин. Но и до этого, весь 42-й год, мне в основном приходилось сопровождать штурмовиков и бомбардировщиков. Я могу сказать, что после войны мы встречались, и никто не упрекнул меня в том, что мы плохо воевали или бросили кого-то. Потерь в сопровождаемых у меня не было! Вот почему у нас сохранились хорошие отношения со штурмовиками. Но ГСС в нашем полку был только один, и в соседнем истребительном полку один, а у штурмовиков – 160. Не потому, что мы плохо воевали, а потому, что оценивали нас по критерию – сбил не сбил, а нас нужно оценивать – как сопровождаемые выполнили свою работу. Они выполнили свой долг, значит, и я свой долг вместе с ними выполнил. Мы с ними были в одном соединении, на одном аэродроме. Они взлетают на задание, а мы следом. Пришли домой, вышли, покурили, поругались или похвалились. Но они отбомбили, а мы вроде ни при чем.

Вот если взять тактику боя. Мы связаны позиционно. Скорость небольшая. Идешь выше, зазевался – потерял группу, а ведь ее не сразу найдешь – они же камуфлированные. А превышение у меня должно быть, ведь если к ним кто-то начнет подползать, я же его должен атаковать. Приходилось применять маневр «ножницы» – это когда мы над группой проходим из стороны в сторону. Группа идет по прямой, а мы за счет длины пути увеличиваем скорость. Но ведь к этой тактике пришли только в 43-м году, а полтора года войны просто болтались в хвосте штурмовиков на их скорости. Правда, если в начале войны штурмовики больше на бреющем ходили, то к ее середине они стали летать на 1200-1500 метров. Стало немного проще.

Хорошо, когда есть возможность хоть такого маневра, а иногда, когда далеко вести, присосешься и висишь, чтобы только долететь. Очень не любили далеко в тыл летать.

Если мы видели самолеты противника в стороне, мы мечтали, чтобы они к нам не подошли. Ну их к чертовой матери! При прикрытии своих войск я должен был броситься туда, если я отважный пилот, я должен был гнаться за ним, я должен был убивать, а при сопровождении я только должен быть готовым к отражению атаки на штурмовики. Вот ведь какая психология вырабатывалась! Я не мог бросить группу, даже отражая атаку немецкого самолета по своей группе, даже по себе, я только мог увернуться, причем так, чтобы он не смог продолжить атаку на группу, и уходить из-под атаки я не мог далеко – ему этого и надо. Вот так.

Эскадрилья 122-го ИАП. Слева направо: летчики Ярко, Л. Андреев, В. Рыбалко, М. Пугель, И. Кусков, Ярошенко. 1944 г. На заднем плане – Як-9

– А Су-2 приходилось сопровождать?

– Нет. Я их и не видел ни разу. Только Ил-2 и Пе-2.

– Сколько самолетов выделялось на сопровождение?

– Все зависело от того, какая обстановка на данном направлении, какая группа и куда идет. Если большая группа – большое сопровождение. Как правило, не меньше четверки. Истребителям ставится задача – прикрыть группу, если стояли на одном аэродроме, могли встретиться и участвовать в совместной подготовке к полету. С нами часто так бывало – мы же входили в состав смешанного авиакорпуса. Как правило, если штурмовики или бомбардировщики вылетали с другого аэродрома, они заходили за истребителями сопровождения.

Мы сидели в готовности номер один – кнопку нажал и взлетай. Помню случай, сидели, ждали группу, а ведь у Як-1 хвост был легкий, и при рулении можно было задеть винтом землю. Как правило, механики сидели на стабилизаторе. Вдруг появляется группа, я сидел в готовности на старте, а две пары еще не подрулили ко мне, чтобы в ожидании встать. Я даю команду на взлет, и они взлетают практически со стоянки. Только со мной поравнялись, смотрю – на стабилизаторе механик летит. Он пытался перелезть, чтобы верхом сесть, но сорвался и упал метров с пятидесяти.

Я участвовал несколько раз в весьма серьезных и больших ударах. В 1943 году в течение нескольких дней – 5, 6, 7 июля накануне Курской битвы наш Западной фронт наносил удары по немецким аэродромам. Так вот Миша Бондаренко, дважды Герой Советского Союза, вел 24 «ила», большую группу. И мы, истребители 122-го полка, тремя эскадрильями прикрывали его атаку на аэродром Сеща. Это было 5-го, а 6-го – на Боровской летали. К этому полету собирались, это был фундаментальный полет. Группа была настолько большая, из двух полков. Сборная была группа. 24 самолета. Мы тогда собирались, не помню, кто готовил, получали задачу кто где. Готовились к этому полету на месте.

Тут уже мы выделяли группу истребителей непосредственного перекрытия и ударную группу. Так вот впереди шел командир эскадрильи майор Цагайко с двумя ведомыми парами, а я шел в хвостовой части этого боевого порядка. Надо сказать, что в задачи группы сопровождения входило подавление зенитных средств, если, конечно, не было истребителей противника. И когда Миша Бондаренко перевел группу в атаку – с ходу атаковали, наш Цагайко и его ведомый пошли на зенитки, и их тут же сняли. Цагайко через год вернулся. А ведомый так и сгинул. (Цагайко Николай Васильевич, майор. Воевал в составе 188, 122 и 179 ИАП. Всего за время участия в боевых действиях лично сбил 6 самолетов противника. Сбит зенитной артиллерией противника 10.06.43, попал в плен, вернулся в июле 1944 г. – Прим. М. Быкова).

Вот еще пример. Лет двадцать назад мне пришло письмо из Казани, я этого парня, Казакова, даже и не помню. Вот он пишет: «Товарищ генерал-лейтенант, вспоминаю боевой вылет в марте 1944 г. на г. Проскуров. Получил я задание в составе шести самолетов Ил-2 штурмовать западную сторону города, меня должны были сопровождать четыре «яка», ко мне подстроился только один твой самолет, а три «яка» ушли с другой группой, которую вел Герой Советского Союза 809-го полка Г ерасимов. Я вел группу и думал: «Куда ты, дорогой, идешь на съедение, ну, ладно, мы – смертники, а ты?» Не доходя двадцати километров до города, нас взяли в перекрестный огонь восемь крупнокалиберных пулеметов. Подходя к западной части города, я увидел аэродром, где производили посадку Ю-87 под прикрытием «фокке-вульфов», их было около 20, я принял решение идти на аэродром и влез в это пекло, отбивался, обстановка была сложной, особенно для тебя. Взял курс на свой аэродром, и тут началась катавасия, я только услышал тебя по радио: «Казаков, не снижайся ниже 300», и тут-то ты проявил настоящее мужество, атакуя «фоккеров», резко делал переворот, уходил под группу под пулеметы стрелков и снова уходил в атаку на истребителей. Домой мы вернулись без потерь».

– Соблюдался ли приказ в случае потерь у сопровождаемых боевой вылет не засчитывать?

– У меня потерь сопровождаемых не было! У нас сразу становилось известно, если кто-то кого-то бросил. Был эпизод, когда командир группы сопровождения, возвращаясь с задания, сообщил командиру группы штурмовиков, что тот идет неправильным курсом. Штурмовик не согласился, и тогда командир группы сопровождения решил идти своим курсом. Его судили. Он позднее ГСС получил.

– Сильно ли было противодействие немецкой зенитной артиллерии?