«Администрация «сто восьмого», — пишет в своих воспоминаниях доктор технических наук Юрий Ерофеев, много лет проработавший в институте, — считала укрепление филиала делом не менее насущным, чем руководство одним из многих, пусть и важных заказов, проходящих в институте. Ю.Н. Мажоров отбыл в провинцию — сначала на должность начальника лаборатории, затем — начальника научно-исследовательского отдела.
Сейчас, думается, что по отношению к Ю.Н. Мажорову это была «милость божья». Случись иначе — и он, как раб к галере, на десятилетия был бы прикован к нуждам этого трудно проходившего заказа, к проблемам, которые, в основной массе, ни к большой науке, ни к новейшим технологиям не относились. И не быть бы ему в числе инициаторов работ в области защиты баллистических объектов, радиотехнической разведки с космическими носителями, приборов нелинейной радиолокации. «Резеда» высосала бы из него отпущенный ему запас жизненных сил, как это случилось с главным конструктором изделия «Резеда». Тогда лее Ю.Н. Мажоров отбыл на новое место работы с некоторой обидой в душе: его, специалиста по «длительной памяти», от «Резеды» отлучают».
А в институте вскоре началась опытно-конструкторская деятельность по разработке станции ответных помех «Резеда». Ее разработку поручили подполковнику Евгению Спиридонову. Научно-технические решения, полученные в НИР «Север» и «Север-1», легли в основу этой разработки.
Создание «Резеды» стало крупной победой наших ученых в развитии техники РЭБ в СССР. Это была первая отечественная станция ответных помех, которая поступила в военно-воздушные силы и открыла эпоху в использовании совершенно нового вида оружия — средств индивидуальной и групповой защиты самолетов.
Дальнейшие разработки шли в направлении усовершенствования «Резеды». Устройства длительного запоминания и воспроизведения несущей частоты аппробировались в ходе серийного производства. «Резеда» сыграла важную роль и в становлении самих разработчиков средств РЭБ. Примером тому длительная практика сотрудников Таганрогского НИИ связи в ЦНИИ, которую они проходили, осуществляя разработку корабельной станции «Гурзуф».
Остается добавить, что с 1960 года подавляющее большинство станций стали создаваться как станции ответных помех. Это и самолетные «Сирень», «Герань», корабельные «Гурзуф», наземные «Сапфир», вертолетные «Икебана» и «Смальта».
Станция «Резеда» была удостоена Государственной премии СССР.
Летом 1956 года с директором НИИ-108 адмиралом Акселем Бергом случилась беда. Возвращаясь из служебной командировки из Ленинграда в Москву, он серьезно заболел. У него случился обширный инфаркт. Теряя сознание, Берг успел нажать кнопку вызова адъютанта. Однако врача в поезде не оказалось. Кто-то предложил положить на грудь больного лед. Но где его взять в разгар лета? Все, что могли, наскребли из холодильника, который размещался в вагоне-ресторане.
Тем временем поезд прибыл в Клин. Бергу становилось все хуже. Его спасла местная медсестра. Увидев лед на груди больного, она пришла в ужас, быстро сбросила его, поставила Акселю Ивановичу теплую грелку, горчичники. Берг остался жив, но оправиться от болезни так и не смог. Он покинул должность начальника института.
В конце 1957 года НИИ-108 возглавил полковник Александр Батраков. Новый руководитель был далек от проблем радиоэлектроники и локации. Он оказался артиллеристом и, видимо, пришел в институт, чтобы получить генеральское звание.
Такого же артиллериста, полковника Александра Полякова, он назначил командовать вновь создаваемым филиалом института в Протве. Прежде Поляков был военпредом на одном из оборонных предприятий в Ленинграде.
Новому шефу было скучно в Протве. Поляков не знал, чем себя занять. Попытался хоть как-то ознакомиться с тематикой научного учреждения, которым командовал. Пригласил к себе Мажорова, попросил прочесть несколько лекций по проблемам радиоэлектронной борьбы. Юрий Николаевич с пониманием отнесся к устремлениям начальника: не разбирается командир в тематике, но ведь стремится… Он основательно подготовился, и каково же было его разочарование, когда Поляков заснул на первой же лекции. Позже полковник предпринял еще одну мужественную попытку прослушать лекции, но и она закончилась провалом.
Вскоре, к общему ликованию, начальник филиала нашел себе достойное занятие: приобрел старый трофейный автомобиль. На территорию филиала машину доставила пара лошадей. Поляков поручил заведующему гаражом восстановить автомобиль, да и сам живо интересовался ходом ремонта. В общем, нашел себе достойное занятие.
Главным инженером филиала института в Протве назначили Николая Емохонова. Соответственно, переименовали и сам институт. Поскольку у него теперь был филиал, он стал именоваться центральным, или ЦНИИ-108.
Юрия Николаевича поначалу назначили на должность начальника лаборатории, а вскоре он стал начальником отдела.
Все сотрудники разместились в небольшой гостинице, которая прежде работала при полигоне. Мажоров, Мякотин, Зиничев и Яковлев жили в одной комнате. В соседнем «номере» поселились Бабурин, Герасименко, Гущин, Кутузов, Юхневич. О переезде семей не могло идти и речи: жить им здесь было негде.
С рабочими помещениями дело обстояло еще хуже. Они отсутствовали вовсе. Но деятельность свою предстояло как-то начинать. Решили, что так называемые «лаборатории», разместятся в домиках на полигоне Трясь. Домики эти были построены из досок да оштукатурены изнутри и снаружи. В каждом по четыре небольшие комнаты.
Мажорову с его сотрудниками домика не досталось. Поселили их в здании местной водокачки. Это было солидное кирпичное четырехэтажное здание. На верхнем этаже располагался водяной бак. В подвале стояли насосы, которые качали воду из скважины. На всех трех этажах, где разместился отдел Юрия Николаевича, было сыро и неуютно. Однако ничего лучшего во всей округе просто не найти. Электроэнергия на полигоне отсутствовала. Пользовались дизельным агрегатом. Телефонной связи с Москвой тоже не было.
Вскоре филиал стал расширяться. Из института в Протву откомандировали подполковника Мельченко. Прибыли и более молодые офицеры — майоры Русаков, Корнев, капитаны Случевский, Шилов, старший лейтенант Денисов.
Приехали инженеры-выпускники Таганского политехнического института — Луговский, Стаховский, Гринев, Александров, Князева, Курочкин.
Тем, кто приехал в Протву из Москвы, разрешали на выходные покидать филиал и проводить воскресный день с семьями. В понедельник «москвичи» собирались у института. Их забирал автобус, следующий в Протву. А дальше — 125 километров от столицы по дороге на Калугу. Путь лежал через Подольск. Киевское шоссе тогда было асфальтировано только до Наро-Фоминска. Дальше шла грунтовая дорога, которая размокала в дождь, и проехать по ней было крайне проблематично.
На середине пути стояла деревня Лукошино. Автобус делал остановку, все шли на обед в колхозную столовую. Столовая была знатная, здесь наливали «по двести грамм» и предлагали соленые грибочки на закуску. Надо сказать, сотрудники НИИ любили эту остановку.