Можно было бы пойти дальше, но ни Мельтюхов, ни кто-то из других сторонников Виктора Суворова на это не решился. Мы же пойдем дальше и посмотрим на то, какими силами должна была прикрываться приграничная оборонительная линия, или, иными словами, чем должны были встречать вражеское вторжение в первый день войны. И какие силы им противостояли.
Возьмем 8-ю армию Северо-Западного фронта, которая прикрывала границу на участке от Паланги до Юрбакаса, против которой была развернута 4-я танковая группа. Участок границы прикрывался силами четырех стрелковых дивизий: 10-я, 90-я, 125-я и 48-я, которые должны были развернуть на оборонительной линии 11 стрелковых полков. Против них немцы развернули: восемь пехотных дивизий, три танковые дивизии, две моторизованные дивизии и одну охранную дивизию, занимавшую стык между 26-м и 1-м армейскими корпусами. Итого, 11 стрелковых полков против 14 дивизий.
11-я армия Северо-Западного фронта – та же самая картина. Четыре стрелковые дивизии: 5-я, 33-я, 188-я и 128-я, которые должны были развернуть 14 стрелковых полков, а также разведбатальон на левом фланге 33-й стрелковой дивизии и два батальона 23-й стрелковой дивизии на левом фланге 128-й стрелковой дивизии. Против них немцы развернули: 11 пехотных, 4 танковые и 3 моторизованные дивизии, а также резерв 16-й немецкой армии в составе трех пехотных дивизий. Итого около 15 стрелковых полков против 19 дивизий, не считая немецкого резерва [193] .
Дальше, 4-я армия Западного фронта, прикрывавшая Брестский район: 6 дивизий, в том числе одна танковая. Против нее немцы сосредоточили в первом эшелоне у самой границы севернее Бреста 4 дивизии, в том числе 2 танковые, и южнее Бреста 6 дивизий, в том числе две танковые [194] . Всего против 4-й армии были развернуты 21 дивизия и одна бригада.
5-я армия Юго-Западного фронта аналогично армиям Северо-Западного фронта развернула для прикрытия границы на участке 176 км четыре стрелковые дивизии: 45-ю, 62-ю, 87-ю и 124-ю, которые должны были развернуть на приграничной оборонительной линии 9 стрелковых полков. Против них немцы сосредоточили в первом эшелоне 12 дивизий, в том числе две танковые, во втором эшелоне – 8 дивизий, в том числе три танковые [195] . Плотность вражеских войск составляла в среднем 5 км на дивизию.
Построение войск 5-й армии ослаблялось тем, что 62-я стрелковая дивизия к моменту начала войны находилась в лагерях в районе Киверец, и ей требовалось три дня, чтобы подойти к границе. Свое выдвижение дивизия начала только вечером 19 июня и к началу сражений не успела выйти к отведенным ей позициям. Кроме того, полки 87-й стрелковой дивизии находились в лагере в районе Владимир-Волынского, в 30–40 км от границы. В итоге в полосе 5-й армии на оборонительной линии не было даже девяти стрелковых полков. Между 87-й и 124-й стрелковыми дивизиями был разрыв шириной 20 км, в котором кроме пограничников и трех опорных пунктов укрепрайонов больше ничего не было. Эти «ворота» должна были закрыть 135-я стрелковая дивизия, которая выходила из района Дубно, Острог, Шепетовка, то есть более чем в 80 км от границы, и немецкое нападение она встретила в районе Киверец. В этот день через «ворота» в построении войск 5-й армии прошли 44-я и 299-я немецкие пехотные дивизии [196] . Итого, 5–6 стрелковых полков против 12 немецких дивизий.
Виктор Суворов все уши прожужжал нам своими утверждениями о том, как Красная Армия «была готова к нападению». Ему вторили его сторонники, в том числе Марк Солонин. Но вот после этих данных нужно задать вопрос, и какими же силами Красная Армия собралась наступать, чем она собиралась крушить Рейх? Вот чем 5-я армия должна была сокрушить мощную группировку противника и пойти дальше на Люблин? Силами девяти стрелковых полков?
Подобное соотношение сил, по большому счету, не оставляло Красной Армии никаких шансов в приграничном сражении. Немцы в любом случае сбили бы части прикрытия с приграничной оборонительной линии, даже в том случае, если бы все назначенные части подошли бы вовремя и были бы полностью подготовлены к бою. Военачальники это прекрасно понимали, почему и считали, что план прикрытия границ был совершенно нереальным, не обеспечивающим выполнение поставленных перед армиями прикрытия задач. Приграничные армии могли своими действиями в приграничном сражении лишь замедлить наступление противника, связать его боями, наносить ему потери и заставлять его тратить время. Но в конечном итоге им все равно бы пришлось отступать.
Тезис о «сосредоточенности» Красной Армии и о том, что удар якобы был назначен не то на 6 июля, не то на 23 июня, – это миф, старательно культивируемый самим Виктором Суворовым и его сторонниками. Этот миф подкрепляет как тезис Виктора Суворова об «агрессивных планах Сталина», так и тезис Марка Солонина о том, что войска якобы не хотели воевать за Сталина. Эти мнимо противоположные тезисы растут на почве одного и того же мифа. А сам же этот миф стоит на фальсификации, на скрывании и замалчивании реальной расстановки на границе сил противостоящих сторон перед самым началом войны. Потому ни Виктор Суворов, ни его последователи никогда не касаются построения противостоящих войск на 21 июня 1941 года, отделываясь рассуждениями про мехкорпуса и толщину брони танков. Это неудивительно. Рассмотрение этого вопроса полностью разрушило бы всю их аргументацию и выставило их в чрезвычайно глупом свете. Лишь М.И. Мельтюхов отважился прикоснуться к «горячей сковородке», но сделал это так, чтобы не обжечься.
Загадочная «линия Молотова»
Еще одна тема, по поводу которой было высказано немало стенаний и плачей, это усиление обороны путем строительства приграничной долговременной линии обороны, более известной как «линия Молотова». Строительство этой линии укреплений считали одной из загадок начала войны, хотя, если судить по литературе и многочисленным дискуссиям в Интернете, мало кто всерьез пытался разобраться в самом факте появления этой линии укреплений и ее военном значении. Основное внимание было сосредоточено на том, что линия укреплений не была достроена и занята войсками и потому не сыграла особой роли в приграничном сражении, а все остальное отошло на второй план.
Однако если посмотреть на складывавшиеся тогда обстоятельства, то можно сделать гораздо более интересные наблюдения.
Надо начать с того, что осенью 1939 года, когда устанавливалась граница между СССР и Германией по бывшей польской территории, она была проведена без учета потребностей обороны. Это только Марк Солонин может усмотреть какую-то предусмотрительность в проведении границы: «Благодаря предусмотрительно вырисованной в сентябре 1939 г. «линии разграничения государственных интересов СССР и Германии на территории бывшего Польского государства»…» [197] , – намекает он на «обстоятельства».