Приметы… У каждого они свои, каждый по ходу жизни окружает себя всевозможными знамениями, освящает их верой, молчанием, поклонением. И вряд ли сможет объяснить, почему одни приметы кажутся ему хорошими, другие – дурными. Вороны пролетели – это в самом деле плохо. Напрасно он согласился на эту поездку, ох напрасно. Хотя то, что произойдет сегодня, здесь, могло произойти каждый день и где угодно – дома, на улице, в автобусе… В постели. А что, в постели даже проще. Тюльпин напоминал себе человека, который, стоя на краю пропасти и пытаясь отойти от нее, лишь скользит, перебирает ногами, оставаясь на месте, и сваливает, сваливает вниз последние камни, последнюю опору.
Когда они вышли к реке, опять начал накрапывать мелкий бесшумный дождь. Река казалась неподвижной, и только по желтым плывущим листьям можно было заметить быстрое упругое течение. Сбросив рюкзак, Тюльпин вошел в чащу и вскоре вернулся с охапкой мокрых коряг. Свалив их в кучу, начал разводить костер.
– Может… бог с ним, с костром? – спросила Лариса.
– Думаешь, не разгорится?
– Не знаю… – Она отошла к берегу. Подняв камень, Лариса размахнулась и бросила его подальше от берега. В тумане раздался глухой, замедленный всплеск.
«А ведь она совсем не смотрит на меня, – озадаченно подумал Тюльпин. – То отходит в сторону, то вперед убегает, дело какое-то находит… Значит, ничего не отменяется. Так, наверно, охотник не может смотреть в глаза своей собаке, решив ее прибить или продать. Впрочем, чего это я… Уже с собакой начинаю себя сравнивать… Слабак. Будешь слабаком, если…»
– Лариса! – позвал он.
– Да! – отозвалась она, не оборачиваясь.
«Как по телефону, – подумал он. – Мы разговариваем как по телефону, не глядя друг на друга, не видя… Сначала дома, потом в автобусе, теперь вот здесь… Если бы только разговоры… А то и любовь тоже получается какая-то телефонная. Ложится она в темноте, будто стыдится кого-то, кто тоже в комнате, а может, и в одной с нами постели…»
– Алло! – крикнул Тюльпин.
– Я слушаю! – отозвалась Лариса. – Говори же!
– Да это я так, дурака валяю.
– А! – Она так сумела произнести это «А!», будто поняла для себя что-то важное или убедилась в чем-то невеселом.
Костер долго шипел, плевался, но наконец вспыхнул, затрепетал, хватаясь слабыми огоньками за ветки. Тюльпин сходил к реке, зачерпнул в котелок воды и повесил его над костром. Лариса вынула из рюкзака целлофановый мешочек с уже начищенной картошкой.
– Ненормальная погода какая-то, – проговорила она. – Все серое. Небо, река, деревья, туман – все. И мы с тобой тоже. Вон смотри – песок серый, листья на березе, твое лицо… И у меня серое, да?
– Это утро такое. Днем все будет отлично.
– Ты оптимист. Хорошо тебе.
Тюльпин остро почувствовал в ее словах насмешку. «Ты оптимист». Простоват, мол. Все равно ничего тебе не понять, не дано, дескать.
– Могу поделиться, – сказал он.
– Да нет, не надо. А знаешь, я бы сейчас выпила немного.
– Для храбрости? – спросил он и тут же пожалел о своих словах. – Бросай тушенку, закипает, – быстро добавил Тюльпин.
– Дай мне нож… Раскрой, а то я ноготь сломаю. Смотри, только костер красный, а все остальное серое.
– И ногти у тебя красные.
– А при чем здесь ногти? – спросила она с едва уловимым раздражением, и Тюльпин про себя отметил, что этот ее вопрос не больно уместен, пустоватый какой-то вопрос.
– Не вздумай облизывать нож, я вчера наточил его, – сказал он.
– Знаешь, я хотела тебе сказать…
– Не держись за стойку, перевернешь котелок! И не облизывай нож!
– Что ты все время перебиваешь меня? Что страшного в том, что я оближу этот твой нож? Разве ты не хочешь, чтобы мой язык был покороче?
– Вряд ли это поможет. – И он снова пожалел о сказанном.
– Поможет? В чем? Кому? – Через пламя костра она посмотрела на него большими серыми глазами. – Что ты имеешь в виду?
– Мало ли… Соль в кармашке, и ложки там же… Надо было деревянные взять, в лесу смотрятся деревянные. – Тюльпин привычно переводил разговор на простые и безопасные темы. Это продолжалось уже больше месяца, и сейчас он почувствовал, что выдыхается. И потом, это не могло продолжаться бесконечно – Лариса оборвет разговор на полуслове, любой разговор, и выскажет все, что задумала. – Пусть еще покипит немного, – добавил Тюльпин, заметив, что Лариса собирается что-то сказать. – Не помешает.
Лариса усмехнулась, отошла к берегу, села на обкатанный ствол рухнувшего дерева, запрокинула голову. Мелкий дождь шел прямо на ее лицо, на закрытые глаза.
Откуда-то издалека, из тумана, донесся слабый рокот. Он становился сильнее, затихал, снова нарастал. Прошло еще несколько минут, и стало ясно – моторная лодка. Она вынырнула из-за поворота и вначале казалась сгустком тумана, катящимся по поверхности воды, а когда проносилась мимо костра, Тюльпин смог различить ее высоко поднятый нос, на котором сидела маленькая черная собака, и одинокого человека на корме. Он помахал рукой и исчез в тумане. Поднятая волна неторопливо подошла к берегу, лизнула ствол, на котором сидела Лариса.
– Послушай, – сказала она, – а как ты смотришь, если я…
Тюльпин замер, не решаясь взглянуть на нее, не уверенный, что справится со своим голосом, сможет произнести что-нибудь.
– Ну? – не выдержал он ее молчания.
– Как ты смотришь, если я… уйду?
– В лес? – спросил Тюльпин, хотя сразу понял, что она хочет сказать.
– Нет, не в лес… От тебя.
– Ты решила сообщить мне об этом в форме вопроса? – Он даже удивился тому, что смог произнести эти слова, изобразить вполне сносную улыбку.
– Мне кажется, ты сам видишь.
– Что я вижу?
– У меня такое чувство, что нам лучше расстаться.
– Твои чувства больше ничего тебе не подсказывают?
– Как тебе сказать… У нас последнее время все идет вкривь и вкось. Мы перестали понимать друг друга.
– Блажь. Невозможно перестать понимать. Так не бывает.
– Бывает, Володя.
– Ты у меня спросила, как я к этому отношусь? Отвечаю – отрицательно. Нам нельзя расставаться. У тебя кто-то появился?
– Нет. – Она покачала головой. – Никто у меня не появился. Ты ведь это знаешь.
– В чем же дело?
– Понимаешь… Кончилось. Все кончилось. Я не могу к тебе относиться, как раньше. Это произошло не сразу… Ты изменился, Володя… Ты уже не тот, кем был два года назад, когда с Панюшкиным на Проливе работал.
– Блажь! – резко сказал Тюльпин. – Чистой воды блажь.
– Два года назад на Проливе ты был другим.