Долгий детский день делился на радости и ужасы. Не знаю, чего было больше. Или ужасы помнятся дольше?
Как бы там ни было, в выходные мы оказывались дома. И переводили дух. На даче же нам предстояло проводить почти три летних месяца. Свидания с родителями разрешались, конечно. Но очень ненадолго. Час-полтора в воскресенье и все… Ты на долгий срок оказываешься полностью во власти чужих и равнодушных людей. И надо претерпевать.
Я наловчилась терпеть. Я даже не представляла, что это может когда-нибудь закончиться. Разве что — когда стану совсем большой. Но это когда еще будет! Вот — жизнь идет, а я все маленькая и маленькая…
Накануне отъезда на дачу на всю мою одежду ставили метки: имя, фамилия, группа. Это чтоб ничего не потерялось. Тети занимались метками вместе. Стелла вышивала — у нее руки были золотые. А Танюся с Анечкой ставили метки марганцовкой. Разводили ее в воде, окунали в фиолетово-черную жидкость спички с намотанной на кончик ваткой и выводили все, что положено, с изнанки. Эти метки оставались навеки.
Потом все вещички складывались в большой холщовый мешок, на котором Стелла вышивала красными нитками всю нужную информацию.
В назначенный день к Академии Фрунзе подъезжали автобусы. Это были трофейные «опели». В один автобус загружали все детские мешки. А нас разводили по группам. Родители махали нам, прощаясь. Мы в ответ махали из окошек. Жизнеутверждающая картинка.
И вот вереница автобусов мчится по Киевскому шоссе в Нарофоминск, на дачу академического детсада.
Мы жадно смотрим по сторонам: деревья, деревья, деревья по обеим сторонам дороги. Дремучий лес. Вот в такой лес и тащила Лиса Петушка…
…Несет меня Лиса
В далекие леса
За высокие горы…
Приезжаем. Строимся. Расходимся по домикам. У каждой группы свой дачный домик. На веранде мы будем спать, чтоб дышать свежим воздухом. В большой комнате будем есть. В другой — играть… Еще играть можно на улице: там, у домика все есть — большая беседка, песочница, качели, домик, чтоб дочки-матери устраивать…
Воспитательница знакомит нас с новыми условиями существования.
— Слушаем все внимательно! — велит она. — Мы уехали из Москвы, чтобы набраться здоровья и увидеть много нового, чего в городе не увидишь. Мы будем гулять в лесу, искать грибы. Вы узнаете названия цветов, ягод, деревьев. И это пригодится вам на всю оставшуюся жизнь. Но помните! В этих местах шли тяжелые бои. В земле осталось много мин. Не убегайте от меня, идите за мной по тропинке, иначе можно наступить на мину и взорваться.
Мы все пугаемся. По-настоящему. Война — не шутка. Мины — существуют. Они убивают. Или, в лучшем случае, делают инвалидами на всю жизнь. Мы все каждый день видим изуродованных войной людей.
— Опасны не только мины, — продолжает инструктировать воспитательница. — Во время боев бойцы рыли окопы. Это глубокие ямы. Они так и остались в земле. Сейчас многие заросли высокой травой. Их не видно. Но они есть. Если сойдете с тропинки во время прогулки, можете упасть в окоп. И потом не выберетесь из него.
Еще один ужасный ужас!
Мне очень не хочется на эти прогулки. Я не хочу знать названия деревьев, цветов и ягод… Ну их. Я в книжке прочитаю…
— Опасно еще просто заблудиться в лесу, — не прекращает воспитательница. — Вы можете случайно отвлечься, сойти с тропинки и отстать от группы. Шаг, другой — и все. Вы заблудились. А леса тут густые, дремучие. Вас найти будет трудно. Поэтому от группы — ни на шаг!
Поняли меня?
— Да! — жалобно подтверждаем мы.
— Тогда слушайте дальше, — продолжает расписывать дачные прелести воспитательница. — Когда мы будем гулять по лесу, вы увидите много разных ягод. Вам захочется сорвать их и съесть. Но запомните хорошенько: никогда ничего не кладите в рот без спросу. Большинство ягод в лесу ядовитые. От них можно тяжело заболеть и даже умереть. Вы увидите в лесу очень красивые грибы. Но и среди грибов есть как полезные, съедобные, так и смертельно ядовитые. Никогда не дотрагивайтесь до поганок и мухоморов. Хотя мухоморы очень красивые: у них красные шляпки с белыми крапинками. Смотреть можно, но даже трогать нельзя. Запомнили? Поняли меня?
Да! Мы всё запомнили. Еще бы такое не запомнить! И поняли: привезли нас сюда на верную погибель. Смерть все лето будет ходить за нами по пятам.
Мы очень хорошо усвоили все, что запрещается в лесу. Гуляя, мы не отступали от воспитательницы ни на шаг. Постепенно мы перестали бояться. Мы запомнили, как выглядит бузина и волчья ягода. Мы отличали поганки от сыроежек. Мы теперь знали, чем отличаются листья ольхи от листьев дуба и клена. А я даже нашла подберезовик. И воспитательница удивилась и похвалила меня перед всеми.
Почти перед самым отъездом на дачу у нас в группе появилась новенькая девочка по имени Оксана. Обычно новенькие робели, стеснялись, привыкая не сразу к обстановке. Оксана оказалась исключением. Она не просилась в чужие игры, она сама организовывала их:
— Я играть. Кто со мной?
Крупная, кареглазая, румяная, Оксана казалась воплощением здоровья, бодрости и силы. Папа ее поступил в военную академию, тут же перевез семью, устроил дочку в детсад. Вот и на дачу отправились мы все вместе.
Через несколько дней, осмотревшись, ознакомившись с местностью, Оксана во время прогулки подошла ко мне:
— Давай играть?
— Давай! — согласилась я. — А как?
Оксана выдрала из земли длинный стебель подорожника.
— Вот смотри, — принялась она излагать суть предстоящей игры. — Сначала я буду тебя бить этой штукой по ногам. А ты должна стонать, плакать (как будто) и говорить: «Пожалуйста, пожалуйста, я больше не буду…» А потом ты меня будешь бить, и я буду просить прощения. Давай?
Очень сомнительной показалась мне эта игра. В чем суть? Кто станет первым? Тот, кто сильнее бьет? Или тот, кто лучше умеет просить прощения? И ради чего? Но все-таки я поддалась на уговоры и согласилась начать игру.
Меня удивило выражение лица Оксаны, когда она приготовилась стегнуть меня. Ее огромные темно-карие глаза увеличились, ноздри раздулись, она разрумянилась и часто задышала.
Она наслаждалась моментом, полностью войдя в игру.
Рррраз!!! И она стегнула меня изо всей силы по ноге.
Больно — не передать. На ноге тут же образовался длинный красный след.
— Ну, давай! — возбужденно велела Оксана. — Плачь, кричи: «Я больше так не буду, прости»!
— Нет! — ответила я.
— Ты не поняла, — убежденно уговаривала Оксана. — Вот ударь меня, я буду кричать и плакать, увидишь, как хорошо!
— Не хочу, — сказала я.
Игра не имела смысла. И что-то непонятное, но гадостное содержалось в ней.