— Галенька, ножки протереть…
Бедная моя добрая Танюся…
Помню, в студенческие годы, прочитав «Глазами клоуна» Генриха Бёлля, я удивилась: главный герой там ленился принимать душ и умывался кёльнской водой (одеколоном). Я вспомнила ежевечерние свои «протирки»…
Да, вот еще важный момент. Шампуней мы не знали лет до шестнадцати. Мне голову мыли мылом. Расчесать потом кудрявые волосы — дело нешуточное, болезненное. С появлением в аптеках жидкого мыла в больших стеклянных бутылках жить стало веселей. Шампуни же воспринимались нами как чудо и счастье. Волосы легко расчесывались, блестели, оставались шелковистыми… Хорошо, что мы дожили до этого счастья.
Но вернемся к чулкам. Тут что интересно, загадочно и непонятно. До сих пор не постигаю. Вовсю уже продавались тонкие капроновые и эластичные чулки. Вот в них ходить в школу почему-то запрещалось! Что это было? Какой разврат в этом усматривался? Не спрашивайте. Просто — нельзя и все! Если чулки были из толстого эластика — учительский протест не возникал. Носи. Тонкие действовали на блюстителей нашей нравственности, как красная тряпка на быка: «Вон из школы! Переодеваться!»
В четырнадцать лет мне на день рождения подарили мои первые в жизни колготки югославского производства (стоили сумасшедших денег: 14 рублей)! Плотные, бежевые — сейчас я бы сказала: фу, старушечьи. Но как же я была счастлива тогда!!! Колготки — это легкость, это отсутствие пояса, резинок, вечно трущих ногу. Это, наконец, возможность бежать вверх по школьным ступеням, не опасаясь, что мальчишки подглядят нечто постыдное (штаны!!!).
Но возникло опять же новое гонение. Тонкие колготки считались верхом неприличия. Толстые — пожалуйста. Тонкие — вон из школы. Помню, когда мы на переменках прогуливались по «рекреационному залу» (стоять у стен не разрешалось, только ходить), запросто могла подойти учительница и указкой приподнять подол платья (указкой — это деликатно, но, бывало, и просто — рукой):
— Колготки? Домой переодеваться!
Не все учителя оказывались способны на такое. Но двух дам хорошо помню. Наверное, они не виноваты… Так учили.
Но в любом абсурде всегда имеются некие положительные грани. Мы знали: послать домой переодеваться — это великое благо. Это не прогул. Это тебя посылают исправлять твою роковую постыдную ошибку. Посылали домой наверняка за отсутствие школьной формы, за тонкие чулки (колготки), мальчиков — за длинные волосы (стричься). Бывало, перед контрольной по физике в старших классах я приходила в школу в скромном синем платье с бельм кружевным воротничком. И — о чудо! Один-два урока вполне могли пройти безнаказанно, но потом одна из наших замечательных церберш непременно отсылала домой переодеваться. Ну и — чао, контрольная! И никто не виноват!
Слегка повзрослев, я осознала, что женщин у нас в стране не любят. (Мужчин — тоже. Людей — в целом никто не уважал и не собирался.) Но я очень четко почувствовала неуважение к собственной жизни именно по тем предметам женского исподнего, которые без стыда лежали на прилавках универмагов. Это было чудовищно, омерзительно. Над этим можно было смеяться, от этого можно было приходить в ужас, но носить ЭТО уважающая себя женщина не должна была ни в коем случае.
Правда, тут вспомнилось. Люди моего поколения и даже чуть младше наверняка помнят курортниц, загоравших на пляжах в розовых штанах с начесом и бюстгальтерах, немыслимых по своей кошмарности. Стояли, красавицы, подставляли неприкрытые панталонами части тела солнцу. Кто-то рассказывал, как в Болгарии, в Варне какая-то передовица производства, поощренная профкомом поездкой к морю, вышла на пляж в таком дивном великолепии. Народ просто застыл… Потом, кстати, с выезжающими проводились инструкции на тему того, в чем все-таки имеет смысл выходить на пляжные просторы зарубежья.
К деталям неуважения относится и то, как решалась у нас проблема женских «критических дней». Не у всех были возможности ежемесячно покупать вату. Хотя ватные прокладки — это особая жуткая история. Но — на тот момент не худший вариант. Если не было возможности покупать эту самую вату, пользовались марлей, которую стирали… Ладно. Не буду углубляться в подробности. Перенесусь из шестидесятых годов в девяностые. В тот момент, когда отпустили цены. И вата стала стоить столько, что мало кто мог бы ее приобрести. Но и это сокровище стало редкостью. И вот, помню, как в момент отпуска цен одна женщина спросила у Егора Гайдара, знает ли он, сколько стоит пачка ваты. Он не знал. И, похоже, даже не особо вник в суть проблемы. Я тогда, в пору нашего тотального дефицита, спросила у моей чешской подруги Майки, может ли она себе представить, что для нас проблема даже в этом… Даже в этом — ежемесячное унижение. Она сказала:
— У нас на пару дней вдруг исчезли «вложки» (так это по-чешски называется). Ну и наши женщины из Простейова (городок в Моравии, где много было текстильных предприятий) сказали: «Вы нас не уважаете, и мы вас уважать не будем. И не вышли на работу. Все немедленно появилось в продаже».
Как говорится, почувствуйте разницу. Нас не уважают. Мы терпим. Нас не уважают еще сильнее. Мы терпим. И даже хвалим жизнь за то, что может быть еще хуже. А нас еще сильнее не уважают.
Бесконечная история.
Эта выставка проходила в Сокольниках. Она произвела сильнейшее и незабываемое впечатление. Мы впервые получили возможность увидеть, что носят люди в других странах, в том числе и на Западе. Мы же практически никогда не встречали людей из капиталистических стран. Конечно, для них мы были экзотикой. Но не меньшей экзотикой казались нам они.
На выставке были представлены даже те страны, с которыми у нас не было дипломатических отношений. Например, Испания. Тогда в этой стране правил диктатор Франко, пришедший к власти в результате фашистского мятежа еще в тридцатые годы. Тогда же отношения между нашими странами были разорваны и восстановились лишь после смерти Франко, с возвращением монарха на престол.
Мы несколько раз приезжали в Сокольники, выстаивали огромные очереди, заходили в павильон и поражались.
Так вот они какие, мини-юбки! Такие миленькие, всех цветов и фасончиков, в клеточку, в складочку, с ремешками, с кармашками… Длина — это да! Сантиметров 30 — максимум. Невероятно!
Никогда не забуду, как на подиуме у Британского павильона проходила демонстрация одежды. Вышли девушки, от вида которых мы ахнули. Мы никогда таких не видели — это было настоящее явление инопланетян. В 1966-м лицом года назвали модель Твигги. Твигги — в переводе значило Веточка. Она отличалась сверхъестественной худобой. Потом я прочла ее воспоминания. Она не была анорексичкой, ела и ест все, что ей хочется. «Такой у меня метаболизм», — утверждает она.
Повезло ей с обменом веществ! И благодаря Твигги пошла мода не просто на худобу, а на истощенную костлявость. В то время это было нечто совсем новое, удивляющее. Твигги в своих синтетических мини-платьях с открытыми руками-веточками, высокая, с ярчайшим макияжем, накладными ресницами, завоевала мир.