Она пришла в балет из гимнастики. В 11 лет сильная и гибкая девочка была принята в класс Академии балета Парижской оперы и еще ученицей участвовала в балетных спектаклях Опера Гарнье, но затем по принятому порядку поступила лишь в кордебалет. В Парижской опере господствовала строгая иерархия. Несмотря на награды на конкурсах и фестивалях, Сильви еще долго пришлось бы карабкаться наверх, если бы не Нуриев. Он поручил ей партии Одетты и Одиллии в «Лебедином озере», и Сильви стала самой молодой звездой «Гранд-Опера». Так началась ее международная карьера. Впоследствии она станет одной из любимейших балерин Мориса Бежара.
Нуриевым, без страха ломавшем привычные рамки, было выращено целое поколение великолепных артистов балета. Про некоторых стоит рассказать особо.
Мануэль Легри очень рано закончил Школу балета Парижской оперы ив 16 лет уже был принят в кордебалет. В двадцать лет он получил первую золотую медаль на медународном конкурсе в Японии. Потом были другие награды. Но высший статус солиста балета Мануэль Легри получил в 1986-м именно при Рудольфе Нуриеве, после выступления в партии Жана де Бриена в «Раймонде» на сцене «Метрополитен опера» в Нью-Йорке. В настоящее время это один из самых прославленных танцовщиков в мире. В декабре 2000-го Мануэлю Легри вручен Приз Нижинского как лучшему танцовщику в мире в 2000 году.
Элизабет Платель родилась в Париже в 1959 году в семье, далекой от артистического мира. Закончив Парижскую консерваторию и балетное училище Парижской оперы, она поступила в кордебалет и стала быстро подниматься со ступеньки на ступеньку: в Парижской опере строго соблюдается иерархия. Когда Рудольф Нуриев был в 1981 году приглашен в Парижскую оперу для постановки своей версии балета «Дон Кихот», он выбрал Платель для исполнения партии повелительницы дриад. Нуриев часто давал молодым танцовщикам шанс выступить в его балетах. Он стал одной из наиболее важных фигур в карьере Платель, давал ей главные партии в своих постановках. Заглавную партию в «Раймонде», Одетту-Одиллию в «Лебедином». Нуриев также доверил ей исполнение главных ролей в его версиях «Спящей красавицы» (1989) и «Баядерке», его последней работе для Парижской оперы (партия Гамзатти — 1992 год, позднее она также станцевала Никию).
Летом 1999 года Элизабет Платель ушла из Парижской оперы в соответствии с правилами: женщины-этуали оставляют сцену в возрасте 40 лет (мужчины-этуали — в 45 лет). Но и потом она выступала в качестве приглашенной звезды как в Опере, так и в других театрах в разных странах мира.
Никию в «Баядерке» танцевала Изабель Гуерен. Она родилась в Росни в 1961 году и пришла в Парижскую оперу после окончания консерватории в 1978 году. В 1985 году она уже считалась признанной звездой. Нежная, чувственная, утонченная, Изабель могла танцевать как классический репертуар, так и балеты модерн. Ей присудили приз Анны Павловой и приз Бенуа.
Шарль Жюд был принят в кордебалет Парижской оперы по окончании учёбы в Консерватории Ниццы. Быстро пройдя различные уровни, в 1975-мон стал первым танцовщиком. В его репертуаре многие балеты Нижинского, партии, которые с огромным успехом исполнял Нуриев. Это «Послеполуденный отдых фавна»,»Видение розы», «Петрушка». В 1980–1992 годах Жюд регулярно принимал участие в гастролях группы «Нуриев и его друзья». Сплетничали, что Нуриев был в него по уши влюблен, но вынужден был смириться — получил твердый отказ. Он никогда не переносил личные обиды на сцену и остался с Шарлем в дружеских отношениях, обучая его всему, что знал сам. Шарль Жюд признавался, что до встречи с Нуриевым занимался балетом лишь потому, что так хотели его родители, и лишь Нуриев внушил ему любовь к танцу. Впоследствии Шарль Жюд был награжден множеством призов и медалей за вклад в искусство.
То, что хореограф Нуриев ориентировался на молодежь, стало причиной его многочисленных конфликтов с администрацией театра. Решать конфликты Нурев так и не научился, он сразу взрывался и переходил к ругани. в результате через три года Парижская опера не возобновила с ним контракт.
Однако в 1991 году его попросили заново поставить «Ромео и Джульетту». Роль Меркуцио он поручил Николя Ле Риш, и почувствовав возможности молодого артиста, он с ним выучил роль Ромео; пять дней спустя, 19 декабря, он успешно ее станцевал с Клод де Вульпиан.
Вне сцены Нуриев, по мнению большинства тех, кто его знал, был просто невыносим. Он не давал себе труда быть тактичным или соблюдать хотя бы элементарные правила общения. Нуриев начал свою карьеру на Западе со скандала из-за своего неожиданного отказа возвращаться в Москву и продолжил ее эпатажем — и на сцене, и вне ее. Он грубил своим партнерам, администрации театров, отвратительно вел себя с журналистами. Тев ответ со вкусом расписывали подробности его жизни, смакуя его срывы и публичные ссоры.
Рассказывают, что на одном приеме в Сполето, где был предусмотрен фуршет, Нуриев, возмущенный тем, что вынужден сам накладывать себе на тарелку еду, швырнул все то ли на пол, то ли об стену и со скандалом удалился. Другие писали, что то была не тарелка, а бокал то ли с вином, то ли с виски. А еще одни «очевидцы» рассказывали, что Нуриев случайно уронил бокал. Но такая выходка была вполне в его стиле и в нее охотно верили.
Однажды на приеме в присутствии королевской семьи в Лондоне он танцевал соло, ему жали туфли — он спокойно сбросил их и продолжал танцевать босиком. Этого бы не мог себе позволить ни один танцовщик. Рудольф мог быть очень груб с дирижерами, партнерами, продюсерами, сам поддерживая и подчеркивая слухи, распространяемые о его ужасном характере. Он мог отвратительно ругаться матом, унижая окружающих. А однажды дал пощечину женщине — администратору труппы, потому что ему пришлось не по вкусу какое-то ее замечание. Впрочем, эта дама была не робкого десятка и сумела заставить несносного Нуриева себя уважать.
Выдающийся российский танцовщик и балетмейстер Игорь Моисеев очень хотел познакомиться с Нуриевым. Но отношения их так и не удалось развить: они разругались в первый вечер знакомства, по дороге из дома в ресторан, где собирались поужинать.
Другой неприятной чертой Нуриева была выраженная скупость. За выступления танцовщик запрашивал баснословные гонорары, но при этом никогда не носил карманных денег: везде — ив ресторанах, и в магазинах — за него платили друзья. При этом он был крайне требователен к качеству пищи и отсылал блюда назад, если они казались ему недостаточно хорошо приготовленными.
Вспоминают, что как-то он с партнершей и антрепренером подъехал к театру на такси. Женщины вышли, и балерина попросила Нуриева расплатиться — сумма была невелика. Он отказался, объявив, что это дело антрепренера: «Она получает с нас прибыль — так пусть и платит!»
Понимая, что одними танцами миллионов не заработать, максимальная цена выхода составляла в то время не более десяти тысяч долларов, но он умело вкладывал свои деньги, создавая замысловатые финансовые схемы, чтобы уйти от налогов. Даже австрийское гражданство он принял именно потому, что в этой стране было самое мягкое налоговое законодательство. Состояние Нуриева оценивалось по-разному, от тридцати пяти до восьмидесяти миллионов долларов. Нуриев, по выражению одного из своих знакомых, представлял собой финансовую империю, состоявшую из одного человека. Его финансовое чутье сделало бы честь профессионалу, и всеми своими делами он занимался сам, не доверяя никому. Конечно, он пользовался советами консультантов, но решения о вложении своих средств всегда принимал сам.