– Угу! – раздалось еле слышное междометие.
– И как тебя зовут?
– Ласка…
– Ух ты! Какое шикарное имя у тебя! Да и с твоей новой фамилией оно будет отлично сочетаться: Ласка Труммер. Хо-хо! – Довольный дэм чуть отстранился, чтобы Поль попал в поле зрения девочки, и задал новые вопросы: – Ну как тебе твой брат? Нравится?
– Я его очень люблю.
Эта фраза окончательно расставила всё на свои места. Будучи ребёнком и юношей, Поль о своих возможных родственниках мог только мечтать. Ещё более повзрослев, понял бесповоротно, что остался круглым сиротой и никогда никого из родни не отыщет. Но мечты-то никуда не делись? И когда прозвучала простейшая, казалось бы, фраза, скорлупа самоизоляции треснула и осыпалась. А под ней оказалось жгучее желание иметь сестру. Пусть и младшую! Пусть только одну! И пусть совершенно внешне не соответствующую тому собирательному образу, которому должна соответствовать младшая сестричка. Но даже в этой несчастной, обескровленной внутренне и окровавленной внешне малышке в самом деле ощущалось нечто родственное.
«Недаром наша кровь закипела при соприкосновении! – вспомнил Труммер. – Ну и, конечно же, надо её помыть… и одеть!.. И накормить!..»
Сам себя не видя со стороны, он уже смотрел на Ласку совершенно иными глазами и совсем с иным выражением на лице. А ещё через пару мгновений, осознав в уме весь ворох предстоящих хозяйственных проблем, он вновь решился на очередной беспримерный поступок: он стал попрошайкой!
– Дэм Прогрессор! У меня беда!..
– Пошёл вон! – грубо оборвал его властелин, делая вид, что собирается уходить.
– Э-э… у нас с Лаской беда! Почти всё до последнего медяка растратил, в доме на несколько дней еды хватит, но сестре надо что-то купить из одежды… и учебники… и…
– Как ты меня уже достал! – вроде как совершенно искренне рассердился Бенджамин. – Что за человек такой?! А?! Ты ему в зубы кулаком, а он кулак на лету целует и дорогие камни из колец выковыривает губами! Вместо того чтобы банкет устроить в честь обретения сестры, он меня ещё ограбить пытается!
– Какой грабёж?! Нижайшая никчемная просьба всего лишь! – тараторил парень, сам поражаясь собственной наглости, откуда-то взявшемуся напору базарной торговки и отчаянной храбрости. – Тем более что надо учитывать: вы мне первый голову оторвёте, если малышка зачахнет от недоедания или простудится от нехватки нормальной одежды. И тогда всё… – чуть запнулся, пытаясь сообразить о сути дальнейшей патетической речи. – И тогда всё наше героическое путешествие к драйдам окажется нивелировано мелочностью низменного бытия. А совесть, мучительно съедающая наше сознание, не даст ни есть, ни спать, ни…
Опять запнулся, потому что на ум пришёл секс, упоминание о котором при детях неуместно. Зато дэм стоял явно ошарашенный:
– Совесть? А с чего ты взял, что она у меня есть?
– Глаза! По ним видно, что вы добрый, щедрый и справедливый! – возопил парень, чувствуя частью подсознания, что все мыслимые и немыслимые каноны своих отношений с дэмом он уже нарушил. Но остановиться не мог: – Поэтому не откажете бедным сиротам, не имеющим ни родителей, ни иных родственников! Поможете им выжить в этом сложном, циничном мире, где только на вас и остаётся последняя надежда!..
И с огромным разочарованием увидел, как при последних его словах дэм практически бегом выскочил из помещения. Дверь чуть с петель не слетела. Где-то там, в коридоре, послышались грозные крики, отсюда неразборчивые. Но прислушаться к ним не удалось, краем взгляда Поль заметил, что Ласка уже свесила ноги со стола и пытается сесть. Бросился к ней:
– Ты куда? Ты же совсем обескровлена! Грохнешься, потом костей не соберём.
Но так и постарался поддержать её в сидячем положении. Теперь она показалась ещё меньше, ещё худей и ещё несчастнее. Хотя голосок прозвучал на удивление разборчиво:
– А что теперь будет? – и глазами указала вслед убежавшему дэму.
– Что, что!.. Что угодно! – фыркал парень, всё ещё не понимая, что это на него нашло. – Могут нас ему на ужин поджарить. А могут из окна выкинуть прямо в море!.. Или в сад… на клумбу с розами…
– А море красивое? – неожиданно спросила. И тут же пояснила: – Я его никогда не видела.
Крики всё ещё слышались в коридоре, оттуда же нарастал слаженный топот бегущих людей. Могло и в самом деле случиться что угодно, но Труммер вдруг вознамерился показать сестричке море. Тем более что знал, вон за той дверью – короткий коридор. А уже за ним – иное помещение в виде небольшого салона. И там два окна, выходящие на море. Поэтому ни секунды не раздумывал. Подхватил девочку на руку, как обычно носят всех детей до пятилетнего, максимум шестилетнего возраста, и помчался с ней к заветным окнам.
Оттуда и в самом деле открывался великолепный вид. Примерно четвёртый этаж, до кромки воды – метров сорок, и самое главное – небольшой шторм! До пяти баллов. И волны величественно накатывали на берег, кое-где утыканный декоративными скалами, гротами и пляжами с ярко-жёлтым песком. Сам а’перв здесь бывал раз десять, но ему не приходилось ещё ни разу наблюдать такую величественную красоту. А уж Ласка так вообще отпустила шею брата и, грязными ладошками упёршись в стекло, смотрела на море с таким физически ощутимым восторгом и обожанием, что в глазах защипало от переполняющего сочувствия, соучастия и нежности.
Несчастное дитё, осуждённое на смерть и чудом получившее вторую жизнь, смотрело на море, о котором всегда мечтало, но не знало, как оно выглядит.
Символично получалось: Поль не имел родственников – теперь имеет сестру. Ласка не видела моря – теперь она смотрела на него благодаря брату. И в данный момент им было плевать на весь мир, на все его проблемы и на то, что может случиться с ними в будущем.
Тогда как топот иных людей достиг и этого помещения.
Юрген Флигисс не любил бездействовать. Даже когда приказ о подобном исходил от непосредственного начальства. Поэтому за первых два часа бесцельного ожидания он что только не переделал как в самой тюрьме Полигона, так и на прилегающих к ней объектах. Для младших чинов эти часы запомнились истинным авралом, нагоняями и невероятной нервотрёпкой. А кое-кто даже получил понижение в должности. Не говоря о тех, кому было поставлено на вид или сделаны строгие выговоры.
Главный консул зверствовал, наказывал и вёл себя как лютующий самодур. Хотя без зазрения совести мог покинуть данное пространство и заниматься иными, более насущными делами. Ведь дэма никоим образом не давала команды ожидать её вызова как можно ближе к ней. Опасаться за её целостность было смешно, да и небезопасно для себя лично. Ибо Кобра могла попросту обидеться. А обиженная властительница – это будет похуже крайней лютости.
Но когда с момента водворения в камеру Азнары истекло целых четыре часа, Юрген отчего-то разволновался. Да и дел для него больше не оказалось. А кипучая энергия и любопытство так и продолжали бить через край. И пятый час главный консул места себе не ходил, доведя бледных тюремщиков до настоящей синевы.