— Пардон, мадам. Вынужден отравить атмосферу, ничего не поделаешь.
Ника закрыла глаза, давая понять, что к диалогу не готова. Поездки в редакцию утомляли — прежде Стахова жила наискосок от места работы, специально снимала квартиру с таким расчетом, чтобы как можно реже оказываться в метро. Но в этот раз не случилось. Она в душе надеялась, что рано или поздно Филонов разрешит ей работать удаленно или хотя бы иметь всего пару-тройку присутственных дней, но пока даже заговаривать об этом было рано. «Ничего, потерплю», — думала она, сцепив зубы и стараясь не обращать внимания на тычки и посторонние прикосновения. Наконец ее вынесло толпой на станции «Марьина Роща», и Ника с облегчением двинулась в редакцию, не обращая внимания даже на усилившийся дождь.
— Слушай, Ника, а ты наш вчерашний разговор помнишь? — спросил во время обеденного перекура Тихонов, когда они вдвоем стояли на крыльце, чтобы не вымокнуть, и затягивались сигаретами.
— Помню. А что?
— Помнишь, я тебе предлагал покопать у инвесторов?
— Ну? — нетерпеливо подстегнула Стахова, которую такие вот недомолвки и шарады всегда злили.
— Так вот я что подумал… а не связано ли убийство жены Луцкого с какими-то его делами, а?
Ника бросила окурок в урну и поморщилась:
— Они же давно вместе не живут, насколько я выяснила.
— Ага, выяснила все-таки?! — радостно рявкнул Тихонов, и Ника от неожиданности подпрыгнула. — Я так и знал, что ты уцепишься. Слушай, что я подумал. Давай-ка ты займешься этим арестом, смертью и всем, что там вылезет, а?
— И зачем?
— Как зачем? Статья будет — раз, материала хватит на пару выпусков — два. Ну, имя опять же засветишь — три. А то о тебе тут подзабыли уже.
Ника оперлась спиной о перила и, прищурившись, смотрела, как возбужденный собственной идеей Тихонов машет руками и пытается обрисовать какие-то одному ему видимые перспективы. Ее саму не особенно увлекала мысль таким образом возвращаться в журналистский мир Москвы. Да и лезть в явно уголовное дело тоже не хотелось.
— Не знаю… — протянула она, переведя взгляд на прятавшихся в чердачных окнах дома напротив голубей. — Если честно — это не мое. Знаешь — львицы эти светские, бриллианты каратные, тусовки… Я не из этого мира, понимаешь? Ну, не нравится мне вся эта мишура, и публика тамошняя не нравится.
— И это у тебя был роман с Гавриленко? — хмыкнул Тихонов. — С тем самым Гавриленко, по которому вся эта светская дамская общественность с ума сходила? То ли ты мне сейчас врешь, то ли про Гавриленко набрехала.
Ника развернулась и ушла к себе в кабинет, забилась там за компьютер и принялась дописывать текучку. Слова Тихонова сильно задели ее — особенно часть про вранье. Конечно, она понимала, что каждому, кто видел Максима Гавриленко при жизни, было непонятно, что именно он мог найти в такой женщине, как Ника. Но что в этом усомнится Тихонов, которому она рассказала о себе все…
На коврике мыши внезапно появилась кружка, над которой поднимался пар, а голос Саныча за спиной произнес:
— Ты это… извини меня, ладно? Лишнего ляпнул, не подумал. Не обижайся. И чай попей — хороший, с чабрецом свежим, не дрянь ваша в пакетиках, — он похлопал Нику по плечу и вышел так же неслышно, как и появился.
К концу дня Ника почти сумела убедить себя в том, что Тихонов прав и ей на самом деле стоит заняться делом о гибели жены Луцкого. Вопрос был в другом — как она сможет попасть в этот круг, чтобы расспросить, допустим, подруг Натальи? Потому что общаться со строительными воротилами Ника умела, а вот их жены ее никогда не интересовали. Она была уверена, что от компаньона Луцкого она сумеет получить куда больше информации, чем, например, от его супруги или любовницы — если таковая имеется. Разговаривать с женщинами ей было сложно, исключение составляла разве что Ирина, да и то потому, что знакомы они были сто лет.
Она поделилась сомнениями с Тихоновым, когда они вышли из здания после окончания работы. Саныч только плечами пожал:
— Ну, с Бальзановым тебя Федя познакомит, а жена его работает в пиар-службе «Нортона» начальницей, так что можно тему придумать.
— Работает? — удивилась Ника. — Я считала, что женщины такого уровня не снисходят до офисной службы.
— У тебя устарелые сведения, Никуша. Теперь модно что-то делать, а не просто брюлики выгуливать, — усмехнулся Тихонов. — Вот Людмила Антоновна и трудится. Кстати, с ней можно через Тряпичникова нашего познакомиться — он вроде как у нее в подчинении, хоть и опосредованно. А уж там дело твое — какие кому вопросы задавать.
— Задачка… — Ника вынула сигареты. — Покурим?
— Да я бы с удовольствием… но, во-первых, меня дома девки ждут, а во-вторых, тебя, кажется, тоже кто-то встречает, — ехидно заметил Тихонов, хлопнул Нику по плечу и, прихрамывая, отправился к припаркованной недалеко машине.
Ника замерла с сигаретой, так и не донеся ее до рта — у выхода из двора редакции стоял Рощин с букетом пионов.
Во время мира не забывай об опасностях войны.
Японская пословица
— Надеюсь, я пропал не слишком надолго? — улыбаясь, спросил Дмитрий, когда Ника подошла к нему.
— Букет все искупает, — принимая цветы, ответила она и сразу уткнулась лицом в самую середину благоухающего великолепия.
— Я подумал, что ты должна любить пионы.
— Честно сказать, я даже не знаю, какие цветы люблю, — призналась Стахова, — не могу сказать, что особенно что-то выделяю.
— Так не бывает. Я вот, к примеру, лилии не люблю и гвоздики — они мне кладбище напоминают.
Дмитрий аккуратно взял Нику под руку, и они пошли по направлению к метро. Стахова же затылком чувствовала, что в спину им направлены как минимум два внимательных взгляда. Один — она знала — принадлежал Тихонову, который медленно выезжал из двора следом за ними, а вот обладателя второго она не смогла бы вычислить, даже если бы вертела головой во все стороны.
— Ты не проголодалась? — спросил Дмитрий, когда они вышли из подземного перехода. — Тут в торговом центре пара ресторанчиков.
— А ты откуда знаешь?
— А я жду тебя с шести часов, — рассмеялся Рощин, — как-то не подумал, что у журналистов рабочий день не нормирован особо. Сам, конечно, виноват, нужно было спросить или позвонить хотя бы, но хотелось вот так, сюрпризом… Поеду, думаю, встречу, ужином накормлю, домой провожу, а то во время нашей прошлой встречи мне показалось, что тебе не очень комфортно одной возвращаться.
У Стаховой от этих слов почему-то защипало в носу — мужчина проявлял заботу, думал о том, как бы отвести ее после рабочего дня поужинать, до дома отвезти потом. Все-таки забота — это важнее, чем красивые, но ничего не значащие зачастую слова. Именно вот такая забота — поела ли, не страшно ли домой идти. Мужчина — это поступки, а не слова…