Владимир замолчал. Судя по всему, чувствовал себя неловко от этих признаний.
– Примитивно мыслю? – поднял он глаза на Лару.
– Зачем ты так? – попыталась успокоить его девушка. – Многим вообще нечем мыслить, а ты до самой сути докапываешься…
– Примитивно, примитивно. Да я и сам понимаю, что примитивный. Поэтому ты, наверное, выбрала Кольку. Тот книжки читает, говорит, что надо постоянно учиться. А я и без того с работы вымотанным возвращаюсь. Не надо было мне надеяться на что-то. Ладно, пойду я лучше. Зачем только приперся…
Гущин и в самом деле собрался уходить – встал, двинулся к двери. Лара поспешила за ним, считая, что Володя обижен на нее, хотела остановить и поговорить о чем-то отвлеченном – порасспрашивать о ходе следствия, например.
Оба оказались уже у двери и услышали, как кто-то вышел из кабинета Оборкиной. А следом оттуда вылетел голос Ады Семеновны:
– Ничего я тебе не должна! Ну и что ты со мной сделаешь?!
Гущин немного приотворил дверь и приблизил лицо к щели.
– Ломидзе, – шепнул.
Похоже было, что следователь удивился тому, каким тоном главбух разговаривает с председателем правления.
– Они что, поссорились? – поинтересовался Владимир.
– Ломидзе планирует уехать на какое-то время, объясняет, что ему надо отдохнуть.
Гущин прикрыл дверь.
– Ну-ка, ну-ка, с этого момента поподробнее, пожалуйста. Как же он банк бросит? Кто вместо него будет руководить?
– Я, – призналась Лара. – Если соглашусь, конечно.
Владимир сделал удивленное лицо.
– Ломидзе тебе это сам предложил?
Покровская кивнула.
Гущин прислушался к тишине в коридоре и шепнул:
– Соглашайся. Не знаю, что именно у вас происходит, но ты-то точно ни при чем. Ломидзе тебя подставлять не будет. Мне кажется, тут вообще дело не в банке, иначе первой бы грохнули… прости, убрали… вашего главбуха, потому что во всех делах бухгалтер всегда в доле.
Следователь вышел из кабинета и тут же вернулся.
– Нет, не соглашайся. Возьми лучше больничный, сиди дома. Запрись и некому не открывай.
– Так и сделаю, – пообещала Лара.
Для себя она уже все решила. Николай посоветовал отказаться от выгодного предложения, и Гущин тоже. А если банк в самом деле разваливается, то наверняка придется искать новую работу. Но, во-первых, кому, как не ей, знать, что у «Преференц-банка» все нормально с отчетностью и с прибылью, а по словам Ломидзе, есть перспективы для роста, во-вторых, Лара уже привыкла к кабинету, к своим обязанностям, знала работу и то, что начальство довольно ее работой. С Адой Семеновной отношения почти дружеские… В общем, отказаться можно, уйти… уйти нельзя. Ведь увольнение будет очень похоже на предательство. И потом, что ей может угрожать? Или кто?
Одним словом, она решила согласиться. Лара была счастлива, а счастливый человек не думает об опасности. Несчастные люди ночью долго не могут заснуть, а счастливые не хотят, потому что переполнены радостью и верой в бессмертие…
На столе лежала оставленная визитка с адресом и телефонами клиники. Девушка бросила ее в ящик стола, но тут же машинально достала кожаную визитницу и убрала карточку в нее, сама не зная зачем.
Через полчаса вернулся Петр Иванович, и Лара дала согласие на время побыть управляющей. Ломидзе сразу вызвал Аду Семеновну. А Порфирьев пришел без приглашения. Похоже, он заранее уже все обсудил с председателем правления, поэтому присутствовал молча, сидел, смотрел в одну точку и слушал, как работники банка планируют его последующую деятельность. Ни о чем другом не говорили, убитых не вспоминали, тихого злодея Чашкина, подозреваемого, тоже, словно те не имели к банку никакого отношения. Разговор получился долгим, Лара уже думала даже, что заседать придется до ночи. Но ровно в шесть Ломидзе взглянул на часы:
– Рабочий день закончен, продолжим завтра с утра. Подготовьте свои предложения.
И показал на дверь обеим женщинам.
Возвращались к своим кабинетам молча, не спеша. И только отдалившись на приличное расстояние, Оборкина сказала:
– Если б я тебя не знала, то подумала бы, что это все ты подстроила. Тихая такая, а за восемь месяцев всех конкурентов устранила, сама в управляющие выбилась. Мало того, мы сами тебе на блюдечке акции преподнесли.
– Но мне их никто не дарит.
– А какая разница? Кто тебе мешает Ломидзе и меня убрать и взять их насовсем, даром?
Оборкина вставила ключ в замочную скважину двери своего кабинета.
– Ладно, успокойся, я так не думаю. Симагин-то тебе не конкурент был. К тому же я точно знаю, кто это сделал.
Главбух распахнула дверь:
– Заходи.
Когда они обе оказались в кабинете, Ада Семеновна заперла дверь, и Лара подумала: сейчас она расскажет, кого подозревает. Оборкина открыла сейф, достала из него бутылку коньяка и две рюмки.
– Будешь?
Девушка отрицательно покачала головой. А главный бухгалтер открыла пробку, поднесла горлышко бутылки к носу и принюхалась. Вздохнула и воскликнула:
– Вот как теперь приходится жить! Сегодня во время обеда эту бутылку купила, принесла и сразу в сейф поставила, а все равно страшно, вдруг туда что-то подсыпали. Ты в запахах разбираешься?
Лара опять помотала головой. Ада Семеновна понюхала еще раз, наполнила коньяком едва ли половину рюмки. И из ее груди вырвался новый вздох:
– Так и с ума можно сойти, если всего бояться…
Однако, перед тем как сделать глоток, она опять понюхала коньяк.
– Ну, за наше здоровье.
Выпила залпом, поморщилась и понюхала тыльную сторону собственной ладони.
– Жалко банк, – произнесла Оборкина, – забирают его у нас. А ведь своими руками предприятие создавали. Мы же тут как одна семья жили, а теперь все, пустота. Непонятно только, почему тебя ставят на руководство.
– Так ведь Ломидзе…
– Да он уже давно все понял. Возможно, и хочет хоть коготочком зацепиться, но ему, как видно, больше нашего известно. Ему жена изменила, а Пете уже не до нее. Просто выставил и приказал самой на развод подавать.
– Откуда вы знаете?
– Сам он мне и сказал. Чего ему скрывать? Мы ж давно знакомы. Я тебе не говорила, мы ведь даже учились какое-то время вместе. Это он, кстати, тогда мне сапожки те предложил, на которые твоя мама деньги мне дала. Учебу Петя бросил, только позже восстановился, когда финансовое образование потребовалось. А если б не были знакомы, взял бы он меня сюда, как ты думаешь? Ни за что на свете, сколько бы Оборкин ни просил. Помнил меня, знал, что не предам. Вообще, ему твоя мама нравилась, а Нина его ухаживания не принимала. В перерывах между лекциями все студенты в курилке, а она где-то на подоконнике с книжечкой стихов. Знаешь, я даже думаю, что именно Нина Петю на поэзию подсадила. Ну и чего в жизни добилась со своей поэзией? – Ада Семеновна помолчала. – Ладно, это все лирика, а на деле надо как-то выкручиваться сейчас. Я, скорее всего, на больничном отсижусь, а там посмотрим. Но, судя по всему, меня все равно очень скоро попросят отсюда. Куплю себе домик где-нибудь на море, удочерю девочку какую-нибудь… Может, мужика себе найду, чтобы не скучно было. Только где нормального мужчину найдешь? Нормальные уже все пристроены… Как, кстати, у тебя со следователем?