Просёлок, по которому они ехали, был неимоверно пыльным, и скоро лица и шофера, и майора посерели. Авдюхин сначала пытался вытираться платком, но, убедившись, что это бесполезно, бросил, поскольку мчавшиеся навстречу грузовики тоже поднимали столбы пыли.
Пытаясь скоротать время, Авдюхин попробовал заговорить с шофёром, но тот, почему-то настороженно глядя на спешившие навстречу автомобили, неожиданно заметил:
– Что-то оно не так, товарищ майор…
Авдюхин не понял, что тот имеет в виду, но тут на дороге началось смятение. Машины на полном ходу тормозили, а их пассажиры выскакивали и скопом бежали в поле.
– Что случилось? – закрутил головой Авдюхин.
– Самолёты… – коротко бросил шофёр и, дав полный газ, погнал грузовик к недалёкому лесу.
Решение шофёра оказалось верным. Едва полуторка, въехав под деревья, остановилась, Авдюхин посмотрел назад. Над дорогой ещё висела пыль, но теперь она поредела, и немцы продолжали бомбить машины, начав заход почти от самого леса. Затем всё стихло. Убедившись, что бомбёжка кончилась, шофёр вывел грузовик на лесную посеку и покатил, видимо, хорошо ему известной дорогой.
Штаб армии расположился в глухом смешанном лесу. Отыскав землянку начальника политотдела армии, оказавшегося его давним, ещё московским знакомым, Авдюхин сначала доложился по всей форме, а потом их разговор сразу стал доверительно-дружеским.
– Вот так и живём, так что чувствуй себя как дома, – с кривой усмешкой начальник политодела обвёл рукой убогое жильё со стенами, обшитыми фанерой, и электрическим фонариком, лежавшим на явно самодельном столике, накрытым газетой.
– Да, апартаменты не того, – усмехнулся Авдюхин и, вспомнив про высадку на полустанке, спросил: – Мне сказали при выгрузке, что узловая станция потеряна, это так?
– Так, – кивнул начальник политотдела и вздохнул: – Жмут немцы…
– Значит, как я понял, пока их общее наступление остановить не удаётся? – сделал вывод Авдюхин.
– Какое там… – начальник политотдела безнадёжно махнул рукой и, подойдя к столику, стал чертить пальцем по газете, будто перед ним была карта. – Судя по всему, немцы ведут наступление двумя клиньями, стремясь срезать Белостокский выступ. Нам, чтобы избежать окружения, надо или отходить, или бить под основание клиньев. А нам вместо этого дали команду начать серию контрударов…
– И что, не вышло? – удивился ничего не знавший об этом Авдюхин.
– Где там… – начальник политотдела зло выругался. – Кому приказ не довели, где с выходом опоздали, а где и командиры наши не того… В общем, танки порастеряли, и, если честно, вышел пшик. Правда, потом спохватились, начали оборону организовывать…
– А как тут обстановка? – поинтересовался Авдюхин, устало опускаясь на приткнувшуюся к стене койку.
– Честно говоря, хреновая, – ответил товарищ, садясь рядом. – Немцы наседают, недавно начали обстрел нашего расположения.
Авдюхин прислушался. Где-то, не слишком далеко в лесу, ухало, и время от времени стены землянки вздрагивали так, что за фанерой начинал осыпаться песок. Однако начавшуюся было беседу оборвал внезапный сигнал тревоги.
Едва обеспокоенные товарищи успели выскочить из землянки, как раздалась команда:
– Строиться!..
В каких-нибудь пять минут появилось более полусотни человек, привычно построившихся в две шеренги. Осанистый полковник объявил, что ему поручено командовать сводной ротой, и, лично пройдя вдоль строя, назначил каждого шестого командиром отделения.
Авдюхин, тоже оказавшийся в числе младших командиров, начал переписывать в записную книжку фамилии бойцов своего отделения и последним внёс в список крепко сбитого капитана Кодрашина, оказавшегося работником особого отдела.
Чем-то этот крепыш приглянулся Авдюхину, но ни о чём расспросить его майор не успел. Подъехала гружённая оружием полуторка, и каждое отделение получило ручной пулемёт, а бойцам начали раздавать винтовки. Одновременно стало известно, что противник прорвал оборону передовых частей и намерен атаковать штаб армии.
Получив оружие, сводная рота бегом вышла к опушке и развернулась в боевой порядок. Линия обороны здесь была подготовлена заранее. Окоп полного профиля с хорошо оборудованными бойницами, пулемётными гнёздами и бруствером, обложенным дёрном.
Соскакивая вниз и примеряясь к стрелковым точкам, бойцы отделения Авдюхина не преминули высказаться:
– Нам бы сюда ещё танки, пушки – и порядок, – с какой-то странной интонацией сказал Кондрашин, устанавливая в гнездо ручной пулемёт, после чего добавил: – А ещё б самолёты…
– Танки вперёд ушли, самолёты назад улетели, а артиллерия на месте осталась. Так что теперь одни бойцы в своих ячейках сидят… – в тон ему сказал подполковник, укладывавший свою трёхлинейку на бруствер слева от Авдюхина.
– Хорошо хоть окопы вырыть догадались. А то посиди в ячейке, когда на тебя танк прёт… – заметил кто-то невидимый.
– Да, война, едрёна вошь, это не манёвры… – заключил подполковник, и все замолчали.
Навалившись грудью на бруствер, майор Авдюхин напряженно вглядывался в лощину, за которой наверняка уже скапливался враг. Он ждал, что оттуда вот-вот покажутся атакующие немецкие цепи, но вместо этого высоко над головой провыла мина и разорвалась в лесу.
Ещё не утихло эхо первого разрыва, как пролетела вторая мина, потом ещё и ещё. Разрывы приближались, и в конце концов на окоп, где укрывалась сводная рота, посыпался целый град мин. Под такой обстрел Авдюхин ещё никогда не попадал, ему казалось, что каждая мина летит прямо в него, и потому майор всё сильнее и сильнее жался к земляной стенке.
Только теперь он до конца оценил, что значит хорошо вырытый окоп, который сейчас спасал жизнь обороняющимся. Казалось, обстрел никогда не кончится, но миномёты вдруг все разом смолкли, и в установившейся тишине раздалась команда:
– Приготовиться!..
Авдюхин заставил себя встать и снова прильнуть к брустверу. На поле перед позицией сначала ничего не было видно, но потом как-то неожиданно показались цепи солдат. Они бежали прямо через ржаное поле, держа винтовки наперевес.
– У, прыткие какие… – громко матюгнулся лежавший рядом за пулемётом особист и выжидательно посмотрел на Авдюхина. – Майор, разрешите, я их…
Но Авдюхин отрицательно покачал головой. Он понимал, если они видят немцев, то их также хорошо видит и командир роты, а значит, надо ждать команды. Сам же майор положил винтовку в бойницу бруствера и принялся старательно выцеливать бежавшего впереди немецкой цепи рослого офицера.
Этот немец то и дело поворачивался к своим солдатам и взмахивал автоматом, что-то крича. Майор чувствовал нервное подрагивание пальца, лежавшего на спусковом крючке, и сдерживал себя, ожидая команды. Приказ открыть огонь был передан по цепи примерно через минуту, и Авдюхин, тщательно прицелившись, нажал спуск.