— Вы пользуетесь терминологией военного времени — «предатель», «мародер». Война, если только она была, уже закончилась. Немногие люди вроде вас не приняли новую реальность, но это авантюризм чистой воды. Скажите, разве все мы должны быть рабами? Неужели нет выбора? Я так не думаю. Есть пространство где-то посредине. Даже ближе к верху. Для тех немногих, кто владеет уникальными навыками и достаточно умен, чтобы их применять.
Он положил круассан на ее тарелку.
— Я забыла, какой вы скользкий тип, — сказала Нора. — И насколько вы тщеславны.
Барнс улыбнулся, словно ему сделали комплимент:
— Что ж… жизнь в лагере можно считать счастливой. Это жизнь не только для себя, но и для других. Основная человеческая биологическая функция — кроветворная — имеет для их рода громадную важность. По-вашему, у нас нет никаких рычагов влияния? Если играть по правилам, я хочу сказать. Мы можем продемонстрировать им свою ценность.
— В качестве тюремщиков.
— И опять — к чему этот оскорбительный тон? Вы, Нора, говорите на языке проигравших. Я уверен, что лагерь возвели не ради наказания и унижения. Это просто фабрика, цель которой — производство и максимальная эффективность. Мое мнение (хотя я считаю это простым фактом) состоит в том, что люди быстро оценивают по достоинству существование с четко определенными ожиданиями. С простыми и понятными правилами, которым нужно следовать для выживания. Если ты даешь, то получаешь взамен. Это по-настоящему успокаивает душу. Человеческое население на планете сократилось почти на треть. Многих умертвил сам Владыка, но люди убивают друг друга, преследуя простые цели… например, ради еды, которую вы видите перед собой. Так что уверяю вас, лагерная жизнь, если отдаться ей без оглядки, необыкновенно легка и спокойна.
Нора не стала есть круассан, приготовленный его руками, она налила себе лимонной воды из кувшина.
— Я думаю, самое страшное в том, что вы и вправду в это верите.
— Мы попали в беду потому, что прониклись убеждением, будто мы — нечто большее, чем простые животные, простые существа на этой земле, будто мы избранные. Мы успокоились, впали в благодушие. Поверили в свои привилегии. Когда я вспоминаю сказки, которыми мы себя тешили, из них каждая вторая была сказкой о Боге…
Слуга открыл двустворчатую дверь и вошел в столовую с медным подносом, на котором стояла бутылка с завернутым в золотистую фольгу горлышком.
— Ага, — Барнс пододвинул свой пустой бокал слуге. — Вино.
Нора смотрела, как слуга наливает вино в бокал Барнса.
— Что все это значит? — спросила она.
— Произведено в Приорате, Испания. Паласиос, Лермита, две тысячи четвертый год. Вам понравится. Вместе с этим домом я получил великолепный винный погреб.
— Я не об этом. Зачем вы привезли меня сюда? Что вам надо?
— Хочу кое-что предложить. Уникальный шанс. Шанс, который в корне изменит к лучшему ваше положение в этой новой жизни. И возможно, навсегда.
Нора смотрела на Барнса: тот попробовал вино, одобрительно кивнул, после чего слуга наполнил бокал.
— Вам нужен еще один водитель? Посудомойка? Сомелье?
Барнс улыбнулся как-то застенчиво. Он смотрел на руки Норы так, будто хотел взять их в свои.
— Знаете, Нора, я всегда восхищался вашей красотой. И… если уж совсем откровенно, всегда думал, что Эфраим не заслуживает такой женщины…
Нора открыла рот, собираясь ответить, но смогла лишь выдохнуть.
— Конечно, в те времена, в офисной среде, при действовавших правительственных установках было бы… непрофессионально делать авансы подчиненной. Называлось это сексуальными домогательствами или чем-то в этом роде. Помните эти смешные и неестественные правила? Насколько вычурной стала цивилизация на пороге своего конца? Теперь мы живем в гораздо более естественной среде. Тот, кто хочет и может… побеждает и берет.
Нора наконец обрела голос:
— Вы пытаетесь сказать именно то, что я думаю, Эверетт?
Барнс слегка покраснел, словно ему при всей наглости не хватало уверенности.
— Из моей прошлой жизни — или вашей — осталось очень немного людей. Разве плохо будет время от времени вместе предаваться воспоминаниям? Я думаю, это может быть весьма приятным занятием. Сплетни… свидания и места встреч. Воспоминаниям о прежней жизни. У нас столько общего — профессия, работа. Если бы вы захотели вернуться к медицине, то могли бы практиковать в лагере. Кажется, вы занимались и социальной работой. Могли бы лечить больных в лагере, готовить их к возвращению в продуктивное состояние. Или даже заниматься более серьезными делами, при желании. Я ведь человек влиятельный.
Нора постаралась говорить ровным голосом.
— И что взамен?
— Что взамен? Роскошь. Комфорт. Вы будете жить здесь, со мной… поначалу на испытательном сроке. Никто из нас не хотел бы оказаться в плохой ситуации. А со временем все это можно было бы перевести в более удобную плоскость. Жаль, что я не нашел вас, прежде чем они состригли ваши прекрасные волосы. Но есть парики…
Он потянулся к ее голому черепу, но Нора выпрямилась, подалась назад.
— Именно так получил работу ваш шофер? — спросила она.
Барнс медленно отвел руку. На его лице появилось огорчение. Огорчение не за себя — за Нору, словно она грубейшим образом пересекла черту и дороги назад нет.
— Так, — сказал он. — Но вы, кажется, довольно легко вступили в связь с Гудвезером, который тогда был вашим боссом.
Нору замечание не столько оскорбило, сколько поразило.
— Значит, вот как, — выдохнула она. — Вам это не понравилось. Вы были боссом моего босса. И вы считали, что именно вам положено… право первой ночи?
— Я просто напоминаю вам, что вы не в первый раз оказываетесь в такой ситуации. — Барнс откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу, как поступает участник дискуссии, который уверен в неоспоримости своих аргументов. — Это для вас привычное дело.
— Опа, — проговорила Нора. — Да вы и в самом деле слабоумный мракобес, каким я вас всегда считала…
Мужчина невозмутимо улыбнулся:
— Думаю, перед вам простой выбор. Жизнь в лагере или (возможно, если вы будете играть по правилам) жизнь здесь. Ни один здравомыслящий человек не стал бы тянуть с решением.
Нора поймала себя на том, что недоуменно улыбается, лицо ее недовольно искривилось.
— Вы грязный мерзавец, — сказала она. — Вы хуже любого вампира, вы это знаете? Для вас это не потребность — просто возможность. Упоение властью. Настоящее насилие для вас было бы слишком хлопотным делом. Вы предпочитаете связать мне руки «роскошью». Вы хотите, чтобы я была благодарна и податлива. Чтобы я по достоинству оценила вашу мародерскую заботу. Вы чудовище. Теперь я понимаю, почему вы так хорошо вписываетесь в их планы. Но ни в этом доме, ни на этой загубленной планете не найдется силы, способной заставить меня…