– Я слышал, на вилле произошло несчастье. Убили горничную. Вот, чего бы я решительно не велел вам брать, так это «Элоизу». Но Юдины ее не продают. Чудаки!
– Девушку убили не на вилле, а в городском сквере.
– Какая разница? Это место проклято! Я бы давно избавился от такого приобретения.
Матвей не очень умело изобразил растерянность:
– Не понимаю…
– Что тут понимать? О вилле ходят дурные слухи. Якобы, там завелась какая-то нечисть. По ночам у них происходят странные вещи. Вы уже заметили?
– Нет… пока.
– Значит, скоро станете свидетелем… кое-чего зловещего, – с удовольствием заявил Храпов. – Чего стоит женитьба Спиридона? Вы видели его супругу? Редкая красавица, однако одержимая какой-то болезнью.
– Одержимая?
– Не люблю сплетничать о соседях…
На самом деле Храпов был счастлив заполучить собеседника, которому он мог выложить все, что он думал о хозяевах виллы «Элоиза». Юдины – гордецы, живут обособленно, с соседями дружбы не водят, прислугу запугивают, чтобы не дай бог ничего не просочилось за высокий глухой забор. Но шила в мешке не утаишь! Слухи уже поползли по улице, и скоро о проделках нечистой силы, которая облюбовала «Элоизу», будет знать весь поселок…
– У нас это уже не первый случай, – ухмылялся Храпов. – На самой окраине, за старым пирсом, стоит заколоченная развалюха, где злой дух бабку прикончил. Говорят, он в пустом жилище скучает, ему забавы подавай. Любит черт над людьми глумиться! Вот и переселился на богатую виллу. Ему с богатыми-то веселее!
«Ты сам далеко не бедный, – думал Матвей, потягивая коньяк со льдом. – Чужой беде радоваться негоже. Своя может прибежать».
– Я не злорадствую, – поспешил оправдаться хозяин. – Просто посвящаю вас в здешние реалии. Вы же поговорить пришли… разузнать, кто чем дышит. Не так ли? Дом купить – дело тонкое, особого подхода требует. Отдашь деньги за «замок с привидением», потом жить в нем невмоготу. И продать трудно.
Ветер играл виноградными листьями, насквозь продувая беседку. Лед в стаканах стремительно таял. Матвей сделал глоток, ощущая, как разбавленный коньяк проскользнул в желудок. Храпов подвинул к нему блюдце.
– Лимончик берите, закусывайте.
– Намекаете, что злой дух перебрался к вашим соседям?
– Предполагаю. Жену старшего Юдина, Жанну Михайловну, едва паук ядовитый не укусил. С тех пор она на виллу ни ногой. Свадьба у их сына тоже вышла странная. Они не то, чтобы живут на широкую ногу, козыряя показным шиком, но ни в чем себе не отказывают. А тут отметили бракосочетание единственного отпрыска в узком кругу и держат невестку, будто в затворе. Не хотят показывать! Почему, спрашивается? Красотой бог ее не обидел, а умом она, видать, не блещет. Или вовсе душой хворая – от каждой тени шарахается и не помнит ничего.
– Откуда вы знаете?
– Поселок у нас маленький. Людям рот не закроешь. Сколько прислуге ни плати, она все равно язык за зубами не удержит. Такова уж людская порода. Вот и выходит, что злой дух Спиридона попутал, подсунул ему не жену, а недоразумение. Отец, понятно, не в восторге, но терпит. Спиридон, как чувствовал, до ЗАГСа скрывал суженую от родителей. Поставил их перед фактом. Тем деваться было некуда, смирились. Вот уж истинно – кто долго выбирает, тому изъян попадает…
Храпов сыпал пословицами и поговорками, эксплуатируя народную мудрость. Матвей пил коньяк, размышлял.
– Полагаете, убийство горничной тоже дело рук… нечистой силы?
Василий Степанович наклонился и доверительно вымолвил:
– Уверен. А вы нет?
Гость пожал плечами. Он бы все под одну гребенку не подгонял. Кому-то выгодно свалить вину на «черта» – дескать, злой дух лютует, а люди ни при чем.
– Почему этот полтергейст поселился именно на вилле Юдиных? А не у вас, например?
– Чур, меня! Чур! – подпрыгнул хозяин. Он принялся плевать через плечо, стучать по дереву и креститься. – Тьфу, тьфу, тьфу! Отведи напасть, господи! Что вы такое говорите?
– Простите, я не хотел ничего дурного… Однако надо же выяснить…
– Вам надо, вы и выясняйте! – рассвирепел вдруг Храпов. – А то еще на мой дом беду накликаете! Я к вам со всей душой, советы даю, мыслями делюсь. Даже не заикайтесь о…
Он поднял палец вверх и указал в сторону выступающей из-за забора крыши юдинских хором.
– Простите еще раз.
– Как вы лодку назовете, так она и поплывет! Аким сам виноват. Зачем было называть виллу именем умершей девушки? Оказывается, до того как Жанну Михайловну в жены взять, Юдин по одной зазнобе сох. Только не сложилось у них. Девушка другого любила, из-за него покончила с собой. Убежала из дома, повесилась в каком-то заброшенном деревянном бараке возле железнодорожных путей. Обнаружили ее не сразу, сначала искали как пропавшую. Потом, когда барак сносили, наткнулись на труп. Аким сильно переживал, почернел весь… уж потом встретил Жанну, оттаял, женился. Поклялся, что сделает ее счастливой. И слово свое держит.
Храпов промочил горло коньяком и, будто осознав что-то сию минуту, изменился в лице. Складки на лбу и переносице разгладились, глаза просветлели.
– Слу-у-ушайте, а ведь это злой рок, который уже тогда преследовал семью Юдиных! Может, дух Элоизы бродит по вилле? Самоубийцы зачастую не могут найти себе покоя ни в том мире, ни в этом. Они жаждут мщения… Пытаются расквитаться за погубленную жизнь…
Матвей, вопреки ожиданию рассказчика, не проникся душещипательной любовной драмой.
– В данном случае для Элоизы было бы логично преследовать мужчину, который отверг ее чувства, – возразил он.
Однако Храпов, воодушевленный собственной идеей, не спешил с ним соглашаться.
– Женщины вообще лишены логики… – задумчиво пробормотал он. – Тем более мертвые. Привидения ведут себя неадекватно… Дух Элоизы, обуреваемый ревностью и обидой, агрессивно воспринимает чужое счастье. Поэтому страдают в первую очередь женщины… Жанна Михайловна, Елена… Катя…
Матвей терпеливо слушал его рассуждения. Долго, не перебивая. Наконец, хозяин сделал паузу и потянулся за коньяком.
– Интересно, кто вам поведал эту леденящую кровь историю?
– Сам Аким! – без запинки ответил Храпов. – Как-то я зашел к нему взглянуть на оборудование для бассейна, он предложил выпить. Хотя был уже изрядно пьян… Жаловался на строителей, которые ломали цену, потом перешел на свою жизнь… Мы пили водку, вспоминали молодость. Тогда его и прорвало – изливал душу, как на исповеди. Хмель развязывает язык даже таким молчунам. На следующий день он протрезвел, явился ко мне, просил сохранить в тайне его признания. Видимо, водка мозги не совсем отшибла, кое-что в памяти осталось. Беспокоился, чтобы жена не узнала. Будет-де переживать, ревновать к прошлому. «Я ей всегда твердил – ты у меня единственная. И сына воспитывал однолюбом, так и сказал. Вообще, история мрачная. Лучше о ней помалкивать!» Ну, я пообещал молчать. И до сих пор никому ни слова.