Book.

— Понятно! — рассмеялся математик. — То-то ты у нас сегодня в облаках витаешь!

— С луны свалился! — язвительным громким шепотом, так чтобы слышал весь класс, добавила Машка.

Все опять засмеялись.

— Маша, перестань! — сказал математик. — Астроному тоже нужна математика! Но я надеюсь, ты еще ОДУМАЕШЬСЯ!

— Я н-не од-д-ум-м-маюсь! — с трудом выговорил Тёма.

Но тут, к счастью, прозвенел звонок.

Тёма так разозлился, что на физкультуре изо всех сил отдубасил кожаную грушу, на которой отрабатывают боксерский удар.

Учитель физкультуры с изумлением посмотрел на него, как будто раньше никогда не видел, и даже слегка присвистнул:

— Вот тебе и шибздик!

— Чего? — спросил Тёма грозно. Заикание у него вдруг прошло — так же внезапно, как появилось.

— Да я так, — сказал физкультурник, разглядывая Тёму с неожиданным интересом. — А ну, повтори!

И сделал выпад.

Тёма повторил.

— А так? — сказал учитель и сделал стойку.

Тёма тоже встал в бойцовую стойку.

Физкультурник поморщился.

— Теперь давай так!

И он нанес по груше серию быстрых и точных ударов.

Тёма попробовал повторить, но сам понял, что получилось неважно.

— Нет, — покачал головой физкультурник. — Техника никакая. А главное, мало сил. Но напор у тебя — ого-го! Я было уж подумал…

— Что? — спросил Тёма, глядя на гладкий, без морщин, лоб учителя.

— Да нет, — задумчиво сказал тот. — Не потянешь…

— А что? — повторил вопрос Тёма.

— Да в конце учебного года соревнования. От параллельного класса есть претендент. Витюха Киселев. Вот это я понимаю! Пацан! А от вас — никого. Некому даже защитить честь школы! СПЛОШНАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ!

— Что? Витек? Это он-то — честь? — Тёма даже захлебнулся от возмущения. — Геннадий Петрович! Я подготовлюсь! Правда! Лучше я на соревнования пойду, чем на олимпиаду!

И тихо добавил:

— А то что — математика… насмешки одни. Никакого уважения!

Физкультурник с пониманием кивнул.

— Правильно. Математика — это что… учеба! А борьба — это СПОРТ! Не всякому дано!

Тёма сник.

— Ты чего раскис? — спросил физкультурник. — Хочешь — тренируйся! Я что, запрещаю?

И с небрежным видом стал раскачиваться на гимнастических брусьях.

Тёма со вздохом посмотрел на атлетический торс и литые мышцы учителя физкультуры. Сколько бы он ни тренировался, ему никогда не удастся стать таким, как Геннадий Петрович, с горечью подумал он.

* * *

Про бокс неизвестно, но вот соревнования по бегу Тёма в этот день выиграл бы точно. Он так несся домой, что если бы его скорость засекли по секундомеру, то наверняка оказалось бы, что он поставил рекорд. Может быть, даже мировой. Потому что, хотите верьте, хотите нет, но Тёма обогнал троллейбус! Этот противный 12-й тронулся у него прямо перед носом, а следующий Тёма ждать не стал, потому что мало ли когда он придет, — и побежал, быстро-быстро. И на следующей остановке ждал его, задыхаясь от быстрого бега, с шапкой в руке и в расстегнутом пальто. А день, между прочим, был не такой уж и теплый. Но Тёме было жарко. Ему показалось, что побежденный троллейбус как-то пристыженно подполз к остановке, виновато глядя на него большими окнами и шевеля усами, как майский жук. Это у него «усы» с проводов свалились. Водитель троллейбуса, тоже, кстати, черноволосый и усатый, вылез из кабины и, задрав голову вверх, стал поправлять штанги, а Тёма залез в салон, сел на заднее сиденье и мысленно утешил троллейбус: «Да ладно, не расстраивайся, ты вообще-то неплохо ездишь, просто ты на светофоре стоял!» Троллейбус благодарно сверкнул стеклами, повеселел и тут же поехал.

Уже через десять минут, не дожидаясь лифта, Тёма стремглав взбежал по лестнице и звонил в дверь своей квартиры. И хотя кармане у него лежал ключ и он уже так хорошо научился им пользоваться, он НЕ ХОТЕЛ открывать сам — он хотел, чтобы открыла мама! Он ждал перед дверью, а сердце у него колотилось от быстрого бега и волнения — дома она уже или нет? Но вот послышались знакомые шаги — правда, как ему показалось, какие-то немножко более медленные, более тяжелые, чем раньше. «Ну что она там?» — подумал Тёма, но тут мама открыла, и Тёма кинулся прямо на нее, а мама осторожно отпрянула, но обнимала и целовала его КАК ВСЕГДА, и Тёма чувствовал, что он СОВЕРШЕННО СЧАСТЛИВ!

— Когда ты приехала? — спросил Тёма ревниво.

— Недавно, — ответила мама. — Меня задержали. Папа только что ушел на работу.

— Я бежал, — сказал Тёма. — Чтобы ты не была одна.

— Я вижу, — улыбнулась мама и провела рукой по мокрым Тёминым волосам. — Спасибо. Смотри, не простудись.

— Я не простужусь, — успокоил маму Тёма. Он знал, что ей нельзя волноваться. И поэтому добавил: — Ни за что на свете!

— Иди мой руки! — сказала мама. — Сейчас будем обедать. Я сварила грибной суп. Из тех грибов, которые мы все вместе собирали на даче. Помнишь?

Тёма кивнул. Еще бы!

— Когда ж ты успела? — спросил он с удивлением. — Ведь ты только что приехала?

— А я быстренько, — улыбнулась мама. — Я ведь шустрая!

Тёма опять кивнул. Потому что это была правда.

И сказал как бы между прочим:

— А МОЙ БЕЛЫЙ тоже там?

— Ну конечно! — ответила мама, доставая глубокие тарелки из большого дубового дедушкиного буфета. — От него-то самый аромат!

Они ели грибной суп со сметаной, а потом пили компот, который мама тоже каким-то чудом успела сварить, и Тёме показалось, что это — самый лучший день в его жизни.

— Тебя больше не положат в больницу? — спросил он.

— Пока что нет, — ответила мама. — Я надеюсь. Я уже так соскучилась там.

— Мы тоже, — признался Тёма.

И подумал: «Интересно, знает она уже или нет?»

— Спасибо тебе за Куриного бога, — тихо сказала мама.

— Курячьего, — поправил Тёма.

Мама кивнула, обняла Тёму и прижала его к себе.

— Теперь он нашелся, и все у нас будет хорошо? Да? — спросил Тёма, заглядывая маме в глаза.

— Какой ты у меня уже большой и умный, — прошептала мама. — И как я рада, что ты нашел дедушкины чертежи! Мы-то думали, что они потерялись! Но как же ты мог один уехать на дачу? Ведь это опасно.

— Я же не один! — удивился Тёма. — Я с Кирой ездил.

— Тём более, — сказала мама. — Еще и девочку с собой потащил.