– Я бы не смогла, – покачала головой госпожа ван Амерсфорт. – Ладно, значит, у тебя будет читальный клуб и программа. А где все это будет?
– Где? – удивился Томас.
– Да, – сказала госпожа ван Амерсфорт. – Для клуба нужно помещение. Где он будет находиться?
Томас вдруг смутился. Он знал, но не решался произнести вслух.
– Я знаю, как помочь делу, – сказала госпожа ван Амерсфорт. – Мы устроим клуб здесь, но немного изменим программу. Ты будешь читать стихи Анни Шмидт, а я приглашу гостей.
– Хорошо, – согласился Томас.
– Возьми книжку домой, – предложила госпожа ван Амерсфорт. – Сможешь порепетировать.
Томас пошел домой и репетировал, пока не заболели глаза.
День выдался ветреный и дождливый. День, который потрясет мир. Начиная с этого дня трамваи скрежетали, поворачивая за угол. В тот день мужчины с суровым видом шли по улицам и не нравились друг другу.
«Казалось, был обычный день, – писал Томас в „Книге всех вещей“. – Но так только казалось, потому что я был не очень внимателен. Я мог бы догадаться, ведь когда я проснулся, у меня уже шумело в ушах. Окно в моей комнате хлопало на ветру, и из-за этого я не мог думать. И никак не мог найти носки».
Вообще-то, приятные вещи в этот день тоже происходили. Когда Томас шел домой из школы, он увидел, что из дома госпожи ван Амерсфорт выходит Элиза. Он удивился. Раньше он ее там не видел.
Она подошла к нему, скрип-скрип, и широко раскинула руки.
– Иди ко мне, дружок милый, – сказала она. Обняла его и крепко прижала к груди. Это было приятно, казалось, будто его голова лежит на упругой подушке. Он посмотрел вверх, на ее лицо. Элиза накрасила губы. Когда она ему улыбнулась, он думал, что умрет на месте. «Умереть было бы даже не страшно, – писал он в „Книге всех вещей“. – К счастью, она обнимала меня очень долго, и я подумал: „Девочки хорошие“. Я никогда этого не забуду, потому что я ничего не забываю. Я все записываю. И еще вот что: может, Элиза не может найти себе мальчика, потому что у нее кожаная нога и больная рука. Может, она будет ждать меня, пока я не вырасту. Не было бы счастья, несчастье помогло».
– Госпожа ван Амерсфорт сказала, что ты прекрасно читаешь вслух, – продолжила Элиза. – Хотелось бы послушать.
И она отпустила Томаса. Вместо нее осталась пугающая пустота. «Я буду ждать тебя до посинения», – прошептал Томас. Но когда Элиза исчезла за поворотом, решил, что посинение подождет. У него шумело в ушах. Он позвонил в дверь, и ему открыла мама.
– Привет, мам, – сказал он.
– Привет, принц-мечтатель, – ответила мама. Ее нос уже почти зажил. Ватки не было. Он вообще-то был не принц-мечтатель, скорее мыслитель. Но мама же не хотела его обидеть.
– Госпожа ван Амерсфорт говорит, ты открываешь читальный клуб, – сказала она. – Здорово.
Казалось, весь мир уже об этом знает.
– Да, – проговорил Томас, – но мне надо репетировать. – И он бросился вверх по лестнице в свою комнату.
– Попить не хочешь? – крикнула ему мама.
– Нет, не надо! – прокричал он в ответ и закрыл дверь.
Но репетировать Томас не стал. Он сел у окна думать. Окно хлопало на ветру, так что думать получалось через пень-колоду. Он подумал: «Я трус, потому что не могу решиться».
Потом он вообще ничего не думал, а просто слушал хлопанье окна.
«Не люблю трусов, – подумал он еще, – но сам такой и есть».
Записку госпожи ван Амерсфорт он каждый день прикалывал под новую рубашку. Сейчас он расстегнул пуговицы и отцепил записку. Развернул, прочитал и глубоко вздохнул. Весь мир затаил дыхание. Сможет ли Томас? Решится ли? Мир не знал. Мир в напряжении ждал.
«Домино от меня, чаша сия» [5] , – подумал он. Он не знал, что значат эти слова, но Иисус говорил их, когда должен был умереть. Красивые слова, от них у Томаса на глаза наворачивались слезы.
«Не бояться», – решил он.
Он встал, держа записку в руке. И крадучись спустился по лестнице.
Сразу после ужина отец открыл Библию. В горле у Томаса как будто что-то скрутилось в тугой узел.
– Что это? – спросил отец. В Библии, посреди казней египетских, лежала записка.
Отец прочитал ее. Затем перевернул бумажку, но на обратной стороне ничего не было.
– Так, – сказал он. И побледнел.
Все молчали, только Марго мычала без слов песенку, которую она слышала по радио.
– Ладно, – проговорил отец. – Я вам прочитаю, что тут написано. – Он откашлялся. Отец казался спокойным, но у него дрожали пальцы. «Если муж бьет свою жену, он бесчестит себя», – прочитал он. Затем положил записку на стол рядом с Библией и разгладил ее. – Я с этим полностью согласен, – сказал он, – но кое-чего не хватает. Там надо написать: «Если муж бьет свою жену без повода, он бесчестит себя».
– Ла-ла-ла, та-ла-ла, та-ла-ли-лу-ла, – мурлыкала Марго.
– Ты не могла бы выключить музыку, Марго? – спросил отец.
– Да, пап, извини, – кивнула Марго.
– Ладно, – повторил отец. – Не важно, что в записке. Важно понять, почему она лежит в Библии и кто ее туда положил. Кажется, кто-то хочет нас поссорить. Этот кто-то хочет отвратить нашу семью от Бога и его установлений. Впрочем, это совершенно в духе времени.
Отец сначала посмотрел на маму, потом на Марго, затем на Томаса.
– Вопрос такой: кто положил записку в Библию? – Он взял бумажку двумя пальцами и помахал ею в воздухе.
Стало так тихо, что казалось, вся жизнь на земле вы мерла. Проснулись мертвые на кладбищах. Напрягли слух, но так ничего и не услышали.
– Никто? – спросил отец. Он стал барабанить пальцами по столу. – Кто-то из сидящих за этим столом врет. Я не знаю кто, но от Бога ничего не сокрыто. Попросим помощи у Него.
Он сложил ладони над Библией и закрыл глаза.
– Боже Всемогущий, – произнес отец. – Узри нас в нашем несчастье. Помоги этой семье быть сильной во времена, полные искушений…
Томас закрыл глаза. Небо стало ярко-голубым, и в уши задувало песок.
– Иисус? – позвал он. Но Иисуса нигде не было видно.
– Я здесь, – появился Иисус.
– Где? – спросил Томас. – Я Тебя не вижу.
– Ясное дело, – сказал Иисус. – У тебя же глаза закрыты.