Кумиров приближался к двери и вслушивался в звуки, возможные в этой загадочной для него квартире. Он остановился перед дверью и стал искать звонок, но его нигде не было видно. Тогда юноша собрался постучать, но не решился стучать в дверь, которая по виду была слишком ветхой даже для стука костяшками пальцев. Саша решил постучать в дверной косяк, но его тоже не оказалось, а из щели между косяком и бетонным блоком торчала черная пакля, напоминавшая волосы негра. Он подумал, не похлопать ли ему в ладоши или просто как-нибудь обратиться внутрь квартиры, может быть, просто «Наташа!», как вдруг различил за дверью легкое цоканье.
— Здравствуйте! — приветливо начал Кумиров и замер в ожидании ответа. Но ответа не последовало. Он потомился с минуту и продолжил: — Я к Наташе. Она дома?
Вновь тишина. Вдруг с другой стороны двери раздалось осторожное царапанье. «Они ее так замучили, что она ни говорить, ни двигаться не может? — Саша словно замерз от своей мысли и тут же спохватился: — Так это же собака!» Он засвистел и зачмокал. В ответ последовали сопение и скулеж. Юноша коснулся двери рукой, и она медленно, со скрипом, поехала внутрь. На пороге стояла собака. У нее было три лапы, четвертая, задняя левая, наполовину отсутствовала. Это был эрдельтерьер. Сучка. Из квартирного полумрака донеслось ворчание, и в коридор на дырявый линолеум выкатились четыре щенка.
— Але! — громко обозначил Саша свой вход в чужое жилье и переступил порог. — Есть кто живой?!
Собака вопросительно уставилась на гостя. Щенки подползли к матери и стали бодать ее лохматые лапы. Юноша вытянул руку и предоставил собаке свою ладонь: пусть сама решит, что ей делать, кусаться или дружить? Калека осторожно приблизила свою бородатую морду и ткнулась в его ладонь похожим на холодную маслину носом.
— Вот и подружились, — заключил гость, прикрыл за собой дверь и повернулся направо, где по плану после туалета и ванной значилась кухня. Он приоткрыл дверь в туалет — темно и пусто; в ванную — никого; прошел на кухню, заглянул — ни души.
Собака двигалась за гостем, движимая, очевидно, не только любопытством и некоторой ответственностью за жилье, но и надеждой на пищу, которой, по ее опыту, располагают люди. За матерью кувыркались щенки, успевая толкать и покусывать друг друга.
Осматривая кухню, Саша понял, что не ошибся, предполагая нищенское существование этой семьи. В углу стояла старая ржавая газовая плита. Все ее четыре конфорки пылали синим пламенем, сопровождаемым тревожным гудением. Раковина была вся облуплена. Оконные стекла были треснуты и заклеены газетами, а стекло во внутренней узкой раме оказалось выбито и заменено картоном из-под упаковки телевизора. Стекла хранили многолетнюю грязь, а между окон скопились «гусеницы» пыли и дохлые насекомые.
Рядом с плитой стоял доисторический буфет, который юноша мог видеть разве что в ретрофильмах о довоенной жизни. Напротив буфета покосился холодильник без дверцы: он был заставлен дверью, отобранной, очевидно, у местного чулана. Сине-зеленые квадраты линолеума, когда-то наклеенные на пол, местами отсутствовали или обломались, местами оторвались и шуршали под ногами.
Воняло рыбой и прелыми тряпками. На веревках, перерезавших кухонное пространство, как улицу электрические провода, висело белье, которым не торгуют даже в секонд-хенде. Здесь были выгоревшие тренировочные штаны с дырами на коленках, такой же кондиции разноцветные непарные носки, словно жеваные, протертые лифчики. Саша старался угадать, могут ли здесь сушиться Наташкины вещи, например трусики или еще что-нибудь, близкое и родное ему, но вскоре опомнился и решил, что Хьюстон вряд ли будет перемешивать свои шмотки с этим барахлом.
Разглядывая белье, гость обратил внимание на темно-коричневые пятна в каждом углу потолка. Ему даже показалось, что эти пятна как-то странно рябят в глазах. Он всмотрелся и понял, что это колонии тараканов. Кумиров настороженно огляделся и различил тараканов повсюду: они сновали по бельевым веревкам, затаились на стенах буфета, шевелили усами в кухонной раковине.
Кумиров покинул кухню и вновь очутился в коридоре. Здесь стояли наполовину разобранные шкафы и полки, также висели разные утильного вида тряпки, виднелись кипы газет, груды бутылок, ощерились оголенными спицами несколько ломаных зонтов. Направо светился дверной проем, ведущий в первую комнату. Юноша заглянул в помещение и обнаружил все ту же бедность и неустроенность. Наиболее запоминающимся предметом обстановки здесь явился грязно-желтый платяной шкаф, панели которого были плотно расписаны всякой всячиной, включая жирные буквы, выведенные маркером: «Наташа + Саша = Love».
Направо виднелась дверь, ведущая в следующую комнату. Саша распахнул ее, но здесь тоже никого не оказалось. В глубине проходной комнаты имелась еще одна дверь, ведущая, очевидно, в третью комнату. Кумиров распахнул и эту дверь, но за ней также было пусто. В этой комнате не имелось обоев, а бетонные стены были в странных темных вкраплениях. Юноша подошел поближе, вгляделся и различил источник каждого пятна: так присохли усердно раздавленные клопы.
Неожиданно раздалось приглушенное хлопанье, а за оконными стеклами началось движение. Саша сунул руку за спину, выхватил пистолет, прошмыгнул между тряпками, свисавшими с ржавой люстры без плафонов, и увидел, что это всего лишь голуби выясняют свои отношения прямо в лоджии, которая продолжает комнату. Он заметил за мутными, изгаженными птицами стеклами не только взрослых голубей, по и птенцов, требующих пищи.
— Фу ты, мать твою! — буркнул Саша. — Пернатые друзья!
Он посмотрел на дверь, ведущую в лоджию, — она была закрыта, но не имела ни одной целой ручки, лоджия же не была застеклена, но была частично занавешена полуистлевшим куском тюля.
Собаки уже проникли в комнату, а щенки атаковали шнурки на кроссовках гостя. Он осторожно переставил ноги, чтобы не наступить на щенков, и направился прочь из квартиры, в которой не нашлось никаких следов Наташи Бросовой, известной всему городу под кличкой Хьюстон. Покидая квартиру, он уловил в своей душе странное движение — так может озадачить пользователя непривычный звук процессора. Садясь в машину и машинально запуская двигатель, Кумиров понял, что причиной его волнения (или результатом?) стало рождение стихов:
Куб комнаты —
Орех моей судьбы.
Расколота
Надежность скорлупы.
Костя не проснулся ни от хлопанья двери, ни от гула мотора, ни от резкого рывка, которым Саша начал свое движение в неизвестном ему пока направлении.
Рамиз Шалманбеков уже не раз бывал в новой квартире Ангелины Германовны. Собственно, он бывал и на других ее квартирах, да и знаменитый приют «Ангелок» тоже знал не понаслышке. Эти два человека очень много знали друг про друга, потому что давно уже работали вместе. Сегодня Шмель пригласила милиционера прийти пораньше, потому что, несмотря на свое безутешное горе, хотела поговорить с ним о наиболее неотложных проблемах, разговор о которых, по ее мнению, был делом только их двоих.