— Закрой хлебало! — приказал солдат. — Щас спецназ прилетит на крыльях ночи, и все будет вери гуд!
— Это вам будет вери гуд! — всхлипнул Семенчуков. — А мне в барак возвращаться!
Он откинулся на стену и схватился за грудь.
— Эй, хорош симулировать! — прикрикнул солдат. — Все равно тут доктора нет!
— Мне больно! — простонал Семенчуков.
— Оставь его в покое! — приказала Юля. — Не до того сейчас! Скажи лучше: решетку они не смогут открыть?
— Вряд ли, — ответил солдат, — но запросто срежут замок, если притащат сварочный аппарат. Тогда нам кранты!
— Дверь кабинета открывается наружу, значит, забаррикадироваться мы не сможем! — сказал Никита.
Семенчуков слабо вскрикнул и закрыл глаза.
— Оптимистично! — хмыкнула Юля.
Никита, стараясь не встречаться с ней взглядом, обошел комнату и выглянул в окно.
— Зэки уже по двору бродят, — нехотя сказал он. — Прямо как зомби! Вон кто-то на вышку полез…
Снаружи хлопнул выстрел. Никита вздрогнул и отвернулся, чтобы не видеть, как мужская фигура в робе свалилась на асфальт. У других заключенных поубавилось пыла, и они спешно отступили к административному зданию. Часовой на вышке что-то крикнул и выстрелил еще раз для острастки, но вверх.
Где-то через четверть часа снаружи раздался искаженный динамиками голос, предлагавший всем сдаться без борьбы. Одновременно с ним стихли гулкие удары по решетке, а сумочка Юли завибрировала и разразилась веселой мелодией. Она выдернула мобильный так быстро, что едва не выронила его на пол.
— Да? — сказала она в трубку. — Мы все еще живы! Минутку, я передаю трубку…
Она сунула телефон солдату, и тот начал бормотать в него:
— Ага! То есть так точно! Мы рядом с канцелярией. Да! Третье окно от входа! Да! Сейчас!
И повернулся к Никите и Юле.
— Они просят пометить окно какой-нибудь тряпкой, чтобы нас не забросали гранатами со слезоточивым газом.
Юля беспомощно развела руками, а Никита стянул с себя белую футболку с портретом Че Гевары и протянул солдату.
— Подойдет? Типа белый флаг!
Солдат вернул Юле телефон, приоткрыл окно и защемил футболку створкой. Футболка затрепетала на ветру, отчего лицо отважного революционера недовольно скривилось.
Телефон зазвонил снова.
— С нами все в порядке! — сказала в трубку Юля. — Но заключенному, с которым мы беседовали, нужен врач!
— Не нужен ему никто! — зло сказал солдат. — Он прикидывается!
Семенчуков снова всхлипнул и закатил глаза. Юля отняла трубку от уха.
— Велели ждать! — хмуро сказала она. — Они позвонят, когда начнется.
— Сначала переговоры будут, — вздохнул солдат. — Попробуют убедить их сдаться добровольно, отпустить заложников.
— То есть — нас? — усмехнулся Никита.
— Ну, может, и нас. Может, еще кого. Тут же куча народу внутри. Канцелярия, кадры… Хорошо, если заперлись, как мы. И журналисты ваши где-то тут отирались…
— Будем ждать у моря погоды? — спросил Никита.
— Сиди и не рыпайся! — посоветовал солдат. — Сейчас сюда ввалится спецназ, положат всех мордой в пол, и будет нам счастье!
Семенчуков вдруг разразился сухим кашлем и вновь схватился за сердце. Губы его посинели.
Юля присела рядом с ним на пол и взяла за руку. Пульс еле прощупывался, а сама рука была невероятно холодной.
— Давайте с вами поговорим, — сказала она мягко. — Хотите, о ваших родных. У вас есть кто-нибудь на воле? Жена, дети? Или о вашей картине. В ней есть глубина и тонкое понимание истинных ценностей. Мне кажется, у вас большое будущее как у художника. Хотите, я организую вам персональную выставку?
— Что она несет? — фыркнул солдат, но Юля гневно сверкнула глазами и снова повернулась к Семенчукову.
— Знаете, — проникновенно сказала она, — я всегда мечтала попасть в Лувр. Но как-то не получалось. Даже когда была в Париже. Все думала: вот сегодня, вот завтра… И не успела. А сейчас понимаю: это должно быть стыдно!..
Семенчуков перестал комкать на груди робу и причитать и смотрел на Юлю жалобно, как щенок, потерявший мамку. За окном бубнил мегафон. Чей-то командный голос снова призвал зэков безоговорочно сложить оружие и сдаться. Никита и солдат, который сообщил, что его зовут Лехой, устроились у окон и зорко следили за периметром. Когда все вокруг затянуло легким сумраком, Юлин телефон зазвонил снова. Она лишь коротко сказала в трубку:
— Поняла! — и повернулась к мужчинам, смотревшим на нее с тревогой. — Сейчас начнется штурм! Велели отойти от окон!
Спустя полчаса все было кончено. Жалкое сопротивление заключенных было сломлено, сметено почти моментально. Крепкие парни в черной форме, в касках и бронежилетах, с противогазами на лицах, забросали колонию гранатами со слезоточивым газом и ворвались внутрь.
Отчаянно кашлявших и заливавшихся слезами Никиту, Юлю и Леху бойцы спецназа вытащили на свежий воздух в последнюю очередь, когда зачинщиков распихали по автозакам, а остальных бунтовщиков загнали на плац и окружили автоматчиками и конвоирами с собаками. На въезде в колонию толкались живые и здоровые коллеги по перу. Телевизионщики с камерой пытались оттеснить Гаврилову, но она отчаянно ругалась и не уступала место у шлагбаума, пока высокий боец спецназа не прикрикнул на них.
Из здания на носилках вынесли Семенчукова. Он увидел Юлю, приподнял голову и слабо махнул рукой. Она бросилась к носилкам, склонилась над старым зэком. Тот что-то быстро прошептал ей, но врачи невежливо оттеснили Юлю в сторону, затолкали носилки с Семенчуковым в карету «Скорой помощи», и та, сверкая проблесковыми маячками, рванула к воротам.
Никита, голый по пояс, вытер лицо футболкой и подошел к Юле. Она растерянно смотрела вслед «Скорой помощи».
— Что он тебе сказал?
— Я не совсем поняла… — ответила она слабым, будто умирающая, голосом.
— Чего ты не поняла? — нервно переспросил Никита. — Говори!
— Он сказал, — медленно произнесла Юля, — он сказал, что на Чертовой Рогатке добывали золото…
Юля и Никита оказались единственными представителями прессы, которые остались внутри колонии, когда началась заварушка. Остальные, осмотрев выставку, успели выйти наружу. Несколько отчаянных отморозков из числа заключенных, воспользовавшись тем, что начальство отвлеклось на культурное событие, попытались устроить бунт и даже захватили в заложники медперсонал санчасти и перепуганную повариху. Газеты запестрели броскими заголовками. Корреспонденты НТВ, почуяв терпкий запах новой сенсации, поспешили вернуться.
Узнав, что ее героями снова стали те же люди, телевизионщики взвились на дыбы от счастья. На сей раз Юля не сумела открутиться от интервью, хотя уклонялась от камер всеми силами. Больше всего ее беспокоила мысль о муже. Ведь он в любой момент мог включить телевизор или зайти в Интернет и узнать, что супруга, которая клятвенно обещала не лезть в скандальные или опасные предприятия, вновь оказалась в гуще событий.