Короче, очень рано утром Таня получила телеграмму, где кратко и просто сообщалось: «Брат умер проездом Москве позвоню Степанов». Телеграмму принесла заспанная девчонка-разносчица и вручила листок ничего не соображающей после бурного девичника Тане. Та долго водила по телеграмме невидящими глазами, пытаясь уразуметь, в чем дело.
Уточнив адрес, имя адресата и удостоверившись, что «молния» предназначена именно ей, Таня удалилась на кухню. Плеснув себе полную кружку горячего кофе, она уселась за стол и пристроила телеграмму у сахарницы. Отхлебывая горькую магму и понемногу приходя в себя, перечитала послание.
Признаком того, что ей удалось разгадать почтовый ребус, стала кружка, едва не выпавшая из ослабевших рук.
Муж! Бывший муж! Его больше нет!
А Степанов, разумеется, его полоумный брат. С ним у Тани, как говаривал любивший кудряво выражаться Степанов, «установился большой антИгонизм». По правде говоря, брат мужа сам давал достаточно оснований для «антигонизмов». А чего стоила его стерва супруга, по настоянию которой Степанов отказался от родной фамилии и стал собственно Степановым!
Таня напряженно думала. Как ни противен ей бывший муж, для порядка надо бы все разузнать. Но спросить не у кого. Родни, кроме младшего брата, будь он неладен, у мужа не осталось. Лишь бы братец не заявился ко времени возвращения близнецов из школы.
Ждать пришлось недолго. В середине дня тишину квартиры разорвал требовательный и продолжительный звонок. Неизвестному очень нравилась пронзительная трель электрического сигнала. Иначе чем объяснить его желание держать палец на кнопке до появления в дверях разъяренной Тани?
— Салют, сестренка! — Бодро крикнув, Степанов сделал попытку пройти внутрь.
За его спиной маячили Степанова и тощий мальчишка лет четырнадцати. Таня преградила путь всей команде. Степанова и подросток, устремившиеся было за Степановым, ткнулись с размаху ему в спину.
— Не по-о-о-нял? — удивленно протянул Степанов. — Ты че, родню не признаешь? Обними братика и быстренько напои чаем с дороги! Неужели не рада видеть нас?
— Скорее рада ненавидеть! — огрызнулась Таня. — Чему радоваться? Ты в своем уме? Или это такая шуточка, с телеграммой?
Степанов напустил на себя серьезный вид.
— Все верно, — с грустью вздохнул он, — ушел от нас мой старший брат, оставил меня одного. Как больно, как больно мне!
В его голосе появились истеричные нотки.
Из соседних дверей выглянули любопытные лица. Таня неохотно отступила и пропустила трио Степановых в коридор. Пока те пристраивали по углам многочисленные сумки, свертки и чемоданы, Таня смогла рассмотреть внезапных визитеров.
Степанов мало изменился, разве стал полнее и вальяжнее, что никак не компенсировало дефицит ума во взоре и поведении. Одетый в плохо сидящий, купленный явно наспех костюм, он постоянно подергивал плечами и поправлял съезжающий в сторону галстук, украшенный сверкающим прозрачным камнем, достаточно крупным, чтобы вставить вместо разбитой форточки. Отец семейства устроился на кухне и немедленно закурил, не испрашивая разрешения.
Вертлявый подросток оказался его сыном Юрием. Парень имел настолько липкий и противный взгляд, что от него хотелось расчесаться до крови. Юрий бесцеремонно шнырял по квартире, дрожащими руками хватал все, что привлекало внимание, судорожно вертел в руках, рассматривал, а затем старался уронить. Зависть и злоба хлестали из него, как фекалии из выгребной ямы снесенного талыми водами деревенского сортира.
Степанова, наскоро переобувшись в красные туфли с золочеными пряжками, тяжело ступала по паркету толстыми ногами. Золото с пряжек успело облететь, и туфли указывали на то, что визит к Тане не входит в число важных и ответственных. Степанова надолго скрылась в ванной комнате и вывалилась оттуда в длинной цветастой шелковой кофте и широченных коричневых штанах из плотной ткани. Закончив переодевание, Степанова пустилась в путешествие по Таниной квартире, подолгу фиксируя неподвижный взгляд на чиненой диванной обивке, на разводах от протечки под потолком и на отказавшейся десять лет назад плотно закрываться створке платяного шкафа. Обстановка в квартире, должно быть, полностью соответствовала ее предчувствиям. Степанова удовлетворенно кивала, старательно приподнимая «штаны» прежде, чем сделать новый шаг.
Таня беседовала со старшим Степановым, из последних сил сохраняя то, что ее подруги называли «чувство приличия».
— Сердце, милая, сердце, — лениво бросал ответы Степанов, брезгливо поглощая ужин, предназначенный для близнецов. Он накалывал кусочек котлетки, высоко поднимал вилку, отставив мизинец, и картинно описывал в воздухе круги, держа локоть на столе. Таня наблюдала за полетом котлеток и с трудом удерживалась от желания воткнуть вилку в мясистый нос гостя.
— Я-то сам узнал обо всем два дни назад. Умер он тихо. Отошел во сне, без мучений. — Степанов поставил левый локоть на стол и закрыл пальцами глаза, сильно переживая. Правой рукой он на ощупь отправлял в рот картофельное пюре, не забывая обмакнуть его в кетчуп.
Таню прорвало:
— Ты брось ваньку валять! На кой ты здесь ошиваешься, в Москве?
— Фи, как грубо! — Степанов смотрел на Таню не улыбаясь. — Ты не изменилась с тех пор, как он тебя бросил.
— И правильно сделал! — Степанова заняла весь дверной проем. — Вспомнить страшно, до чего ты его довела. Он тогда совсем исхудал, когда к нам приехал. Руки дрожат, сам весь синий…
— Соси по полведра портвейна в день — сама посинеешь, как золупа импотента! — отреагировала на правду Татьяна.
Огромная фигура Степановой содрогнулась. Таня не дала ей опомниться:
— Пил он без просыпу, родственничек ваш, и шатался неизвестно где! А выперла я его сама, когда узнала, что он на горнолыжной базе в порядке творческого эксперимента переспал со всеми усатыми кавказцами-спасателями. И хватит об этом! В чем дело, говори?
Младший брат покойного мужа вытер губы собственным носовым платком и аккуратно вернул его в нагрудный карман, не забыв выставить наружу два сантиметра уголка.
— Сердечный приступ, я ж сказал. Настиг его в Санкт-Петербурге. Он чувствовал смерть рядом, поэтому сам побеспокоился о деталях и все заранее оплатил. И перевозку тела в Москву, и телеграмму мне, и похороны в Шорохово, где у него дача. Ты там бывала?
— Нет… Какая еще дача? Он что, пустые бутылки сдал? Если так, то денег должно было хватить…
— Все гораздо занятнее. — Степанов опять закурил.
Степанова подпирала косяк двери. Из комнаты близнецов доносились довольное урчание подростка Юрия и повизгивание игровой телеприставки. Степанов почесал мясистый нос:
— Ты его лет десять не видела? Не меньше. А ведь он преуспел за последние годы. Я это называю «встал на ноги». Политическая обстановка в стране пошла меняться, и мы на пару занялись бизнесом.
Изумленная Таня не верила своим ушам. Какой мог быть общий бизнес у ее мужа-бедолаги и его брата, учителя труда в средней школе?