—Нет! — закричал тот, пытаясь бежать. — Не хочу! Не надо!!
Но крепкие руки подмастерьев обхватили его и удержали на месте.
Кто–то, взяв его за волосы, запрокинул голову. Кузнец приблизил дохнувшую в глаза огнем пластинку к лицу грека.
—Хорошо держите? — спросил он, и в тот же миг страшная боль пронзила Эвбулида. Он закричал, забился. Но подмастерья все так же крепко держали его.
—Еще немного, еще, — затуманившимся сознанием слышал он голос кузнеца. — Ну, вот и все!
Кто–то из рабов подбадривающе похлопал его по плечу. Кто–то засыпал место ожога золой.
Боль была нестерпимой, казалось, на воздухе, где было немного прохладней, она утихнет. Эвбулид рванулся к выходу, но перс придержал его.
— Ишь, как не терпится работать! — усмехнулся он и повернул грека обезображенным лицом к Протасию. — Покажись лучше сначала своему господину, пусть он оценит работу. Все–таки за нее заплачена целая драхма!
С любопытством наблюдавший до этого за всем происходящим евнух, склоняя голову то на один бок, то на другой, словно любуясь статуей или картиной, удовлетворенно прочитал на лбу Эвбулида:
— «Эхей: феуго» — «держи меня, я убегаю!» — ловко придумано!
— Как будто он может сбежать отсюда! — усмехнулся перс и укоризненно посмотрел на кузнеца: — Что, не мог другой, более подходящей отыскать?
— Хорошо, хоть такая отыскалась! — огрызнулся кузнец и, прежде чем застучать молотком по подставленной подмастерьями заготовке будущей колодки, добавил: — Надеялся, хоть на руднике не придется людям лбы жечь…
—Но–но! — прикрикнул перс. — Поговори мне! Мигом самому такое клеймо поставлю и загоню в штольню!
Протасий, выйдя из кузницы, со вздохом пожаловался персу:
— Пергам сходит с ума! Я думал, хоть у тебя на руднике поспокойней…
— Что у меня! — в сердцах махнул рукой перс. — Каждый день сюда гонят тех, кто заподозрен в бунте. Эти мерзавцы, не в пример прежним, так и норовят высунуть свои головы из–под земли, и моим надсмотрщикам становится все труднее заталкивать их обратно! Твой, надеюсь, не из таких? — оглянулся он на Эвбулида.
— Нет! — поспешил заверить Протасий. — К тому же теперь он не протянет и трех дней!
— Протянет! — Перс приказал подбежавшему надсмотрщику немедленно спустить нового раба в штольню и, положив руку на плечо евнуха, сказал: — А не протянет, так не беда. Теперь что ни день, ко мне ведут по несколько десятков, а то и сотен рабов. Что у вас там, в Пергаме, действительно, все посходили с ума?
И он кивнул на дорогу, по которой вооруженные воины вели длинную вереницу рабов, судя по одежде, вчера еще свободных пергамцев — обитателей бедняцких кварталов.
Узнав от прибежавшего кузнеца, что эллина отправили на серебряный рудник, а его могучего товарища повели на пытку к Эвдему, Артемидор немедленно закрыл лавку и задумался.
«Значит, Эвбулид на руднике! — прищурился он, не утруждая себя мыслями о сколоте. — Место не самое подходящее, чтобы его легко было вызволить. Но все же более податливое, чем подвалы Эвдема! Хоть эти серебряные рудники и похожи на подземное царство без выхода, но, подобно Зевсу, который составил исключение некоторым смертным, сделает исключение для Эвбулида и Аттал. Стоит мне намекнуть начальнику кинжала Никомаху, что царю угрожает опасность, а единственный человек, который знает, от кого она исходит, заживо гниет в штольне рудника, и…»
Артемидор вскочил и взволнованно заходил по лавке.
«Нет, — покачал он головой. — Прежде чем идти к Атталу за разрешением освободить раба, Никомах потребует доказательств, и мне придется показать ему Прота. А это ненадежный человек! За золото римлянина он уже предал однажды Пергам, почему бы ему не сделать этого снова, выдав меня, всех нас, Аристоника… Аристоник! — вдруг осенило купца. — Вот кто должен поведать царю об опасности! Кому, как не брату больше всего поверит Аттал? Аристоник скажет ему про Эвбулида и завещание. Грек опознает Пропорция. Тогда Аттал, опасаясь новых шпионов, безусловно вышлет из Пергама всех римлян, помирится с братом и в знак благодарности снова разрешит ему жить во дворце. А это значит, что мои друзья купцы и ремесленники смогут больше не опасаться конкуренции Рима и, как знать, может, еще более страшного для нас государства Солнца!»
Артемидор не сомневался в добрых намерениях Аристоника и был уверен, что он выпросит у брата всяких поблажек для народа: уменьшения налогов, бесплатной выдачи хлеба, быть может, даже освободит одну или две тысячи рабов. Но он знал, что последнее слово будет за купцами и знатью. При живом царе рабы и беднота никогда не сравняются с богатыми, и Пергам не станет Тапробаной, на которую они вынуждены были, скрепя сердце, соглашаться, хотя бы для вида, чтобы вместе с чернью избавиться от общего врага.
«Для встречи Аттала с Аристоником мне надо только упросить Никомаха изменить маршрут царя, которым тот всегда возвращается во дворец после своих обычных посещений мавзолея матери. Дело не столь и безнадежное: ровно через неделю день поминовения несчастной Стратоники, а начальник кинжала должен мне целых два таланта!»
Остановившись на этом, Артемидор вышел из лавки и быстрым шагом направился ко дворцу Аттала.
—Мне начальника кинжала! — задыхаясь, потребовал он у рослого охранника, неохотно открывшего тяжелую, обитую бронзой дверь.
—Его нет, и сегодня не будет! — послышалось в ответ.
—А завтра? — успел крикнуть Артемидор, видя, что дверь закрывается прямо перед его носом.
—И завтра, и послезавтра!
Купец бросил охраннику статер, тот ловко поймал его на лету и уже дружелюбней сказал:
— Если он срочно нужен тебе, то поищи его на обычном маршруте базилевса от дворца к мавзолею.
Следуя совету, Артемидор нанял носильщиков и направился за город.
У одной из богатых харчевен он увидел царских охранников, велел носильщикам опустить его на землю и, едва вошел в наполненное сладостными звуками арфы помещение, как сразу увидел Никомаха.
Начальник кинжала сидел перед столиком с большим кувшином вина и о чем–то сосредоточенно думал.
— Не помешаю? — спросил купец, подсаживаясь рядом с ним.
— Артемидор! — обрадовался Никомах. — Какими судьбами? Давненько тебя не было видно. Надеюсь, ты нашел меня здесь не для того, чтобы напомнить о долге? — неожиданно нахмурился он.
—Конечно же, нет! — засмеялся Артемидор и, наклонившись к самому уху начальника кинжала, многозначительно добавил: — О тех двух талантах, что ты задолжал мне, я с удовольствием забуду, если…
— Если? — недоверчиво покосился Никомах.
— … ты выполнишь одну мою просьбу.
— Просьбу? Одну? — уточнил начальник кинжала.