— Колбы?
— Да, самые надежные в мире!
— Колбы подойдут! — согласился Никомах. — Он будет рад им больше, чем даже десяти талантам!
— Вот и скажи об этом ему!
— Сам скажешь! Мне что–то не хочется лишний раз видеться с ним, и потом, если он учует, что я пил вино…
Начальник кинжала залпом осушил большую чашу и горестно покачал головой:
— Эх, Артемидор, на что ты меня толкаешь? Ну, как я скажу царю, что надо изменить годами выверенный маршрут?!
— Очень просто! — принялся втолковывать захмелевшему Никомаху купец. — Скажешь, что готовой к бунту черни проще всего подкараулить его на старой дороге. И, чтобы перехитрить ее, ты решил поехать от мавзолея другим путем! И еще добавишь, что неплохо было бы заехать в одну лавку. Мол, купец Артемидор, статуи которого он удостоил в свое время похвалы, изваял прекрасную Селену и нижайше просит, чтобы он посмотрел на нее, оценил и, если она придется ему по вкусу, принял в дар! Своих воинов ты можешь разместить в ближайших харчевнях и в моем подвале.
— Что ты меня все учишь? — возмутился Никомах. — Кто из нас, в конце концов, начальник кинжала, ты или я?!
— Конечно же, ты! — мягко улыбнулся Артемидор. — Но я стараюсь, чтобы ты оставался им и год, и два, и даже сто лет!
— Ладно, — тяжело поднимаясь с клине, примирительно заметил Никомах. — Твое, то есть мое объяснение вполне устроит Аттала. Сейчас мы отправимся во дворец, и мой человек проводит тебя к лекарю. Учти — одно его слово, и Аттал даже не станет слушать меня. Запомни: его зовут Аристарх!
— Аристарх, — нарочито сердитый голос царя смягчила плохо скрываемая радость. — Тебя не было целых три часа! Где ты был?
— В библиотеке Асклепия! — охотно ответил лекарь, входя в большую залу, заставленную кадушками с диковинными кустами, которые привозили во дворец со всех концов земли, лекарствами, ядами и противоядиями в колбах на стеллажах вдоль стен.
Аттал приветливым жестом разрешил Аристарху сесть рядом с собой на клине из слоновой кости и нетерпеливо спросил:
—Надеюсь, ты получил от управляющего этой библиотекой все, что хотел? Я отдал ему приказ, чтобы тебе ни в чем не было отказа!
—Да, он старается изо всех сил! — благодарно улыбнулся Аристарх.
—Еще бы! — проворчал Аттал. — Иначе ему придется иметь дело с моим палачом. А ведь это, пожалуй, единственный человек во дворце, которого ты так и не научил улыбаться. Он, да еще начальник кинжала, — припомнил царь и вопросительно взглянул на Аристарха: — Ну и что ты нашел там сегодня? Говори, меня интересует все.
—О, я перечитал почти все папирусы и рукописи, что находятся в вашей библиотеке! — снова оживился лекарь. — Но вот сегодня заглянул в запасники и, помогая рабу разбирать древние рукописи, нашел немало любопытного, например, как наши предки лечили застарелые мозоли…
— Как? — недовольно перебил его царь. — Ты, мой личный лекарь, помогал какому–то рабу?!
— Но ведь я и сам раб! — напомнил Аристарх и, чтобы переменить тему разговора, взял со столика пергамент с бисерным почерком Аттала: — «Трактат о ели из Адроматии»? — пробежал он глазами по заглавию. — Любопытно, и чем же знаменита эта ель?
— Я помню свое обещание дать тебе свободу, если ты вылечишь меня! — вместо ответа задумчиво сказал Аттал.
Ни один человек в мире, кроме его близких родственников, да однажды, помнится, Эвдема, не вел себя так непочтительно и не позволял себе таких вольностей, как этот лекарь.
Любого другого за куда менее дерзкий, да что там дерзкий— не восхищенный взгляд, за сокращение его титула или недостаточно низкий поклон ждали плети, а то и плаха палача. А этому он прощал все. И не только за то, что он избавил его от невыносимых мук ожидания приступа.
Умом аналитика Аттал понимал, что перед ним — великий ученый, который, возможно, прославит его имя в веках больше, чем все его трактаты, лекарства и статуи. Единственное, за что еще потомки могли бы восхвалять его, Аттала Филометора, так это за противоядия от всех известных в природе ядов.
Царь был убежден, что и через сто, и через тысячу лет люди все также будут травить друг друга, оспаривая троны, наследство, женщин, и его наука будет всегда в ходу. Но сколько людей воспользуется ею — сто? Тысяча? Полмиллиона? А этому лекарю будут благодарны все — и цари, и рабы. И в том, что это будет именно так, Аттал нисколько не сомневался.
Его раздражало то, что во дворце люди стали улыбаться друг другу, но он не мешал Аристарху и, удивляясь самому себе, безоговорочно признавал за ним первенство. И вот теперь этот человек, получив свободу, мог навсегда оставить его.
С кем тогда останется он: с выжившим из ума Верховным жрецом? С Никомахом? С этими вечно соглашающимися с каждым его словом советниками, которых давно пора послать на плаху, да все руки не доходят, И он, после долгого раздумья, сказал:
— Теперь пришла пора мне держать свое слово. Приступы не повторяются вот уже год, я почти забыл о них и готов сделать тебя свободным… Но неужели тебе плохо у меня? Ты живешь во дворце и ни в чем не нуждаешься…
— Мне многого и не нужно! — улыбнулся Аристарх.
—… быть может, ты скучаешь по своим родителям? — не слушая его, продолжал царь. — Тогда я прикажу немедленно снарядить военную триеру и доставить их сюда, во дворец!
Аттал вопросительно посмотрел на Аристарха, но тот сделал вид, что не заметил этого взгляда, и еще ниже склонил голову над трактатом царя.
— Я выделю из своей сокровищницы пять талантов на содержание твоих родителей! — чувствуя, как все в нем закипает, воскликнул Аттал. — Мало? Десять! Такой роскоши не могут позволить себе мой Верховный жрец, начальник кинжала и все советники вместе взятые! А ты еще думаешь?
Аристарх продолжал притворяться читающим.
— Да бросишь ты, наконец, или нет этот трактат? — закричал царь, вырывая из его рук пергамент и швыряя его на пол. — Ты так мечтал работать в библиотеке Асклепия. Вот она — за окном! Что — и этого мало? Смотри, если откажешь сейчас мне, то ноги твоей больше в ней не будет! Я просто–напросто прикажу ее сжечь! — окончательно потеряв терпение, пригрозил он. — И вообще, какая тебе разница, кого лечить: эллинов, египтян или пергамцев? Ведь для тебя главное — вылечить! Мой же Пергам изобилует больными, на твой век хватит! А нет, так я прикажу палачу ломать моим подданным ноги, отбивать печень — лечи их себе на здоровье! Мало — так я еще и чуму велю привезти!
Услышав последние слова царя, Аристарх сразу стал серьезным.
— Конечно, мне все равно, где лечить людей. Только не все равно, что их специально для меня будут калечить!
— Ну ладно, ладно! — остывая, прикрикнул Аттал. — Это так, к слову пришлось.
— И ваша библиотека манит меня в свои залы и запасники днем и ночью! — добавил Аристарх. — Но пойми, что я стану делать в Пергаме, когда в ней не останется ни одного не прочитанного мной свитка? Ты же знаешь цель моей жизни.