Но сержант поступил по-иному! Точнее, он никак не поступил, не шелохнулся, промолчал, а это просто Мари продолжала идти себе дальше вперед, по полю. А поле было ровное, а снег совсем неглубокий. Да и река Березина считалась широкой только по местным понятиям. Ведь Березина – это не Рейн и не Дунай, и даже не Днепр под Оршей, так что через нее как летом вброд, так и зимой по льду можно перебраться без всякого труда. Но где взять этот лед?! А тут еще карета! Поэтому чем ближе сержант подъезжал к Березине, тем становился всё мрачнее и мрачнее.
Чем его тогда можно было бы утешить? Да уже хотя бы тем, что не он один тогда так досадно ошибся. Император ведь тоже надеялся перевести армию по льду. Ему доносили, что по причине ранней зимы Березина стала и лед ее достаточно крепок. Но потом ему вдруг донесли, что наступила оттепель и оттого, мол, река вновь открылась. А так как в силу затянувшейся войны все мосты были уже давно разрушены, то маршалу Удино было велено спешно наводить переправы. Конечно, что и говорить, легко быть императором, всегда имея под рукой то Удино, то Нея, то Даву, а то хоть Груши! Да и быть Груши тоже неплохо, потому что ему тоже всегда есть кем помыкать. А что в подобной ситуации делать простому сержанту? Только одно – не поддаваться панике и ждать, что будет дальше. И сержант ждал. Ехал вперед. Потом, собравшись с духом, оглянулся…
И увидел свой отряд. Солдаты ехали по обеим сторонам кареты и молчали. Сержант нахмурился. Молчание, подумал он, это недобрый знак. Потому что шум поднимают тогда, когда еще не решили, что делать. А вот когда уже решили, тогда и наступает такое молчание. И командиры при таком молчании должны приготовиться к самому худшему… Только это пусть другие, если им нужно, готовятся, а он уже давно готов – и ко всему! Поэтому сержант только сердито мотнул головой, тронул Мари, и Мари пошла быстрей – вперед, прямо к реке.
И эти, отчетливо слышал сержант, едут за ним. И молчат! И от него до них совсем недалеко, не более полусотни шагов. То есть можно даже не догонять, а просто один раз выстрелить. К примеру, Хосе выстрелит, он конный егерь. Но никто пока что не стрелял. И они даже не окликали сержанта. Сержант подъехал к берегу, Мари сама собой остановилась. Сержант сердито понукнул ее, и бедная лошадка, скользя всеми четырьмя копытами, неуверенно спустилась к самой воде. Хрустнул прибрежный лед, Мари испуганно отпрянула. Сержант с трудом удержал ее, посмотрел на противоположный берег… и подумал, что река не такая уже и широкая, для Мари это просто пустяк, они и не через такие переправлялись, и даже в больший мороз. Но разве это главное? Главное вот что: там, за рекой, всё сразу послать к черту – и солдат, и приказ, и карету! И даже…
Но тут сержанту почему-то вдруг стало смешно – и он усмехнулся. И, развернув Мари, он поднялся по откосу, поправил кивер, огладил усы, положил руку на эфес сабли и принялся ждать вверенный ему отряд. Его последний отряд в его последней кампании, почему-то вдруг вспомнил сержант. И еще вспомнил ту женщину, и тот ее хитроумный расклад малой колоды в тридцать шесть листов, который он, к своему великому стыду, не смог запомнить. Тридцать шесть – и не запомнил, удивительно! Нет, это просто колдовство какое-то! Вот о чем он тогда еще успел подумать…
Но тут подъехали его солдаты и о постороннем думать было уже просто неприлично. Остановив своих лошадей шагах в пяти от командира, солдаты некоторое время молча смотрели на реку и на тот берег. Потом Курт посмотрел на сержанта и очень недобрым голосом спросил:
– Ну и где обещанная переправа?
Сержант сухо ответил:
– Ее нет.
– Почему?
– Потому что меня обманули.
– Кто?
– Не кто, а что, – сказал сержант. Потом добавил: – Обстоятельства.
Тогда Курт злобно выкрикнул:
– Вот и опять вы так! Виляете! Да разве мы…
– Молчи! – перебил его Чико. – Молчи! Орать проще всего! А ты пошевели мозгами! Только откуда они у тебя!
– А ты…
– Да, я! – совсем уже свирепо крикнул Чико. – Вы, господин сержант, его не слушайте! Вы слушайте меня! И все вы тоже слушайте, болваны! И вот что я скажу: сейчас не время сводить счеты! Кто виноват, тот виноват! Но вляпался не тот, кто виноват, а вляпались мы! И все одинаково, вместе! Поэтому теперь, чем спорить, давайте лучше думать, как нам теперь… Ну, да! Как теперь выляпнуться, вот что! Ты это знаешь?! Ты?! А ты?!
Все, конечно, молчали. Тогда, снова повернувшись к сержанту, Чико сказал:
– Вы уж простите, господин сержант, но с вами все понятно. И даже с тем ветряком. Ну, опять мы не туда пришли, ну, разминулись с императором, и это не диво. Он же сейчас, небось, всех сторонится, такой он сейчас скромняга! Но вот куда могла деваться переправа, которую вы самолично отыскали на карте, вот этого я ну никак в толк не возьму! В чем тут дело, господин сержант?
– А в том, – неохотно ответил сержант, – что эта переправа временная. То есть это никакой не мост, даже не деревянный. А это просто такое удобное для местных жителей место, и всё. Летом они здесь переправляются вброд, а зимой, когда река замерзает, по льду. Мне было сказано, что лед здесь уже есть, даже что река давно стоит, лед крепкий. Вот я и привел вас сюда. Еще вопросы есть?
Чико молчал – соображал, нахмурившись. А зато Курт сказал – все так же злобно:
– Нет, конечно! Какие вопросы! Потому что да о чем тут еще можно спрашивать и чему тут вообще можно верить? Если… если… – и он посмотрел на Чико, как бы ища у него помощи.
И Чико сказал то, на что Курт не решился:
– Если мы связались с Белой Дамой. Да, господин сержант! Не спорьте! Это теперь уже со всех сторон ясно! Это она всех охмурила, и это она подстроила! Она! – и с этими словами он широким жестом указал на карету.
Все оглянулись, посмотрели на карету. Ну и, конечно, на Гаспара, кучера. Смущенный таким пристальным и многочисленным вниманием, Гаспар поспешно опустил глаза. А Чико продолжал:
– Да, господа, не сомневайтесь! Это именно из-за нее мы вначале попали в пустую деревню и потеряли своих. А вот теперь мы уже потеряли переправу! А если мы и дальше будем таскать за собой эту чертову карету, а в ней сами знаете кого, то очень скоро потеряем и жизнь! Вот почему я говорю: надо нам с ней срочно развязываться! Надо уходить, пока не поздно! Куда попало, хоть к казакам, но только не к ней! Вот какое мое мнение. А твое разве другое, Франц?
– Ну! – засмущался Франц. – Без этой чертовой обузы нам, конечно, будет легче. Но не у казаков! Но, правда, и у своих, если мы вдруг опять их найдем, нам без этого черного ящика, тоже, думаю, мало не покажется!
– У своих? – удивился Хосе. – Не знаю, где твои «свои», а вот до моих месяца два добираться, не меньше. Или «свои» для тебя это ставка?
– Какая ставка? Где она?! – попытался оправдаться Франц. – Правда, Саид?
– О! – и Саид важно кивнул. – Вот это верно: где она? И ждет ли она нас?