Иное дело, когда они сами обращаются ко мне. Тогда я сразу и охотно отвечаю им, невзирая на то, кто передо мной — простой поветовый подскарбий или же сам Великий князь, а чаще всего великий крайский маршалок. Этот последний особенно часто обращается ко мне в конце зимы, перед очередным приездом панов на Высокий Сойм. Дело в том, что великий крайский маршалок, как это вам, надеюсь, хорошо известно, в силу своих должностных обязанностей должен готовить проекты указов, которые Великий князь намеревается вынести на обсуждение Сойма. Вот тут-то, при подготовке указов, великий крайский маршалок и обращается ко мне за советами, а я всегда охотно помогаю ему: вспоминаю, какие подобные указы принимались у нас или в чужих землях сто или двести лет тому назад, или даже, если это надо, то и в куда более давние времена. Попутно я объясняю пану маршалку преимущества или же, напротив — если он того захочет, — слабые стороны вышеупомянутых указов. Бывают ко мне и вопросы касательно геральдики и этикета. Также нередко многие паны интересуются…
Но все-таки вернемся к самому началу, то есть к тому времени, когда, как говорят наши простые люди, Цмок поднял наш Край со дна моря. В последнее время среди той части нашего общества, которая считает себя образованной, все сильнее и сильнее укрепляется мнение, что всякие разговоры о том, что будто бы здесь когда-то было море, это сущий вздор. Однако не все так просто, как это им представляется. Наука располагает целым рядом фактов, которые упрямо наводят нас на мысль, что это якобы мифическое море не так давно действительно существовало. Под понятием «не так давно» я имею в виду времена примерно полуторадвухтысячелетней давности. Дело в том, что древние географы, проживавшие в ту баснословную для нас эпоху, в своих сообщениях о северных для них странах один за другим указывают на то, что на месте нашей державы тогда простиралось довольно обширное море.
Древним, конечно, можно не верить. В их географических трудах (а некоторые из них хранятся и у нас в университете) немало таких измышлений, которые не могут не вызвать улыбку у нынешнего даже мало-мальски образованного человека. Так, например, там нередко рассказывается о таких землях, в которых живут люди, питающиеся запахом яблок, или же о людях с собачьими головами, или же о муравьях размером с годовалую свинью, или о свирепом звере под названием «слонус», у которого вместо носа длинная и ловкая рука, а клыки размером с добрую посполитую саблю. Подобные примеры можно множить и множить. Но не будем смеяться над древними. Пройдет не так и много времени, каких-нибудь пять-шесть веков, и, я в этом нисколько не сомневаюсь, мы тоже станем удобной мишенью для тогдашних умников. Так что, дабы избежать насмешек потомков, не будем смеяться над предками. Лучше задумаемся над тем, что они нам сообщили.
Они сообщили нам о примерном местонахождении древнего моря. Других свидетелей, подтверждающих либо отвергающих данную точку зрения, у нас нет. Дело в том, что ни у нас самих, ни у кого из наших ближайших соседей никаких документальных свидетельств о той эпохе не сохранилось, ибо все мы тогда были — если уже были! — совершенно дикими, не имеющими письменности племенами. Так что от тех доисторических для нас времен у нас сохранились только совершенно баснословные простонародные сказания о Цмоке и о нашем первом князе Глебе. Этих сказаний несколько, однако они не слишком разнятся между собой, и поэтому мне будет совсем несложно свести их воедино и кратко, единственно для ознакомления, изложить их для вас. Итак, еще раз, с вашего позволения, вернемся к самому началу.
Начало было такое. Когда Цмок поднял нашу землю со дна моря, на ней ничего не было, кроме морской травы, которая очень быстро высохла, пожухла, и тогда весь наш Край стал представлять собой огромную, непроходимую, черную-пречерную дрыгву. Тогда не только люди, но даже звери и птицы не решались там селиться. Однако время шло, никто там ничего не сеял, там все само собой сеялось, от ветра, и понемногу, год за годом, а может, и век за веком, дрыгва заросла густой дремучей пущей, в которой развелось великое множество всякой летучей, ходячей и ползучей живности. Но люди еще не решались там селиться. Слишком топкая да ненадежная была там, то есть здесь, земля!
Да Цмок людей к себе и не приманивал. Ему вдосталь хватало дичи. Цмок жил себе припеваючи и очень радовался своей выдумке поднять дно морское и перетворить его в сушу.
А вот зато людям вокруг пуши с каждым годом жилось все голоднее и голоднее. А что! Все звери из окрестных пущ, они там называются «леса», перебегали в нашу, Цмокову, пущу, потому что здесь на них никто, кроме Цмока, не охотился. И птицы перелетали к нам, и гады переползали. Цмоку много было не надо, и потому в его заповедной пуще вскоре стало так много всякой, самой разной дичи, что окольные люди понемногу осмелели и стали нет-нет да и заглядывать сюда, и охотиться здесь на Цмокову дичь, а то и просто собирать Цмоковы грибы, орехи и ягоды или даже рубить Цмоковы деревья, рвать Цмоковы целебные травы. Цмоку это очень не нравилось, и он стал безжалостно охотиться на всякого зашедшего к нему человека, будь то хоть взрослый, хоть старый, хоть малый.
Но люди все равно ходили в пущу. А Цмок их жрал, и жрал, и жрал.
Правда, жрал он их только летом. А зимой он всегда крепко спал. Люди вскоре заметили это и стали еще с зимы готовиться к лету: они прорубали в пуще просеки, гатили гати, наводили мосты. Цмоку это очень сильно не нравилось! Как только наступала весна и Цмок просыпался, он первым делом топил все гати, рушил все мосты, а потом начинал охотиться на людей.
И люди тоже стали на него охотиться. Однако чем больше выходило на него охотников, тем больше он их жрал. Цмок любил жрать людей. Но особенно по вкусу Цмоку пришлись не люди, а кони. Потом они ему так сильно полюбились, что люди, приходя в пущу, специально приводили с собой коней — старых или охромевших — и отдавали их Цмоку на съедение, а он за это тех людей не трогал. Если, конечно, они не рубили его деревья и не вычерпывали его дрыгву. А вот охотиться на дичь Цмок разрешал. Он, видимо, совершенно справедливо считал, что живность у него в пуще плодится так быстро, что людям ее ни за что не извести, а вот зато саму пущу, дай им только волю, они могут очень быстро всю вырубить и высушить.
И вот так, с лагодной ласки, Цмок и окольные люди жили довольно долго. Цмок тогда был всем доволен: пуща его оставалась нетронутой и даже разрасталась все шире и гуще, и у него было много коней для еды, он жирел и маслился.
А вот людям такое не нравилось! Им уже хотелось пробраться в самую-самую середину Цмоковой пущи. Они были почему-то уверены, что там, в самой глуши, должен стоять большой золотой палац под серебряной крышей, а в том палаце якобы живет молодая и красивая чужинская королевна, которую Цмок околдовал и держит у себя в полоне. Если ту королевну, так говорили окольные люди, расколдовать, так сразу сдохнет Цмок, высохнет дрыгва, пуща станет проходимой и, главное, она вместе с королевной достанется тому, кто сможет все это сделать.
Сказать по совести, люди не очень-то верили в ту королевну. Еще меньше они верили в золотой палац с серебряной крышей. И тем не менее каждый год немало всякого народу уходило в пущу на поиски своего счастья и больше оттуда уже никогда не возвращалось.