Барон снова вздохнул и помотал головой.
— Прошу простить, господа, нервы совсем ни к черту…
— Полноте, барон, успокойтесь, — заговорил граф, смущенно отводя глаза, чтобы не видеть слез, — Вот ведь вы сказали, что князь обнаружил место заключения суверена. Так что все еще может измениться.
Барон нервно погасил папиросу.
— Князь… Знаете, господа, я ведь не закончил свою мысль. Так вот, все происходящее кажется мне каким-то чудовищным заговором неких могущественных сил, которые играют в какие-то странные, мерзкие игры. Смешно, но сейчас ферзями на этой гигантской доске вдруг стали типичные пешки, отличающиеся единственно звериной способностью к выживанию и полной беспринципностью. А все те, что были ферзями или считались таковыми, — все они либо исчезли, либо абсолютно беспомощны. Вы не находите это странным?
Граф и генерал переглянулись. Сказать по правде, до сего момента они как-то особо не задумывались над этим, но сейчас склонны были признать, что рассуждения барона не лишены некоторого смысла. Хотя, с другой стороны, мало ли подобных мыслей рождается сегодня в воспаленном мозгу людей, вырванных из привычного достойного существования? Чего только не довелось им слышать в последнее время — от столь популярной в широких кругах версии о кознях кайзерцев и до жутких слухов о заговоре олимов, пытающихся возвысить своего бога над остальными. А потому граф лишь уклончиво сказал:
— Все может быть.
Барон взволнованно тряхнул головой.
— Я понимаю ваш скептицизм, господа. Но кое-что, что подтверждает мое предположение.
Генерал и граф Бронков почувствовали некоторую неловкость. Конечно, Тащевские бараки явно не способствуют психическому здоровью, но до сего момента барон выглядел, в общем, достаточно… нормально.
А Конгельм между тем продолжал:
— Я имею в виду свои предположения по поводу того, что все мы суть некие пешки, совершенно не понимающие происходящего, но вынужденные выступать и делать ходы на доске. — Он помолчал, словно подыскивая слова. — Однако, как мне кажется, на доске есть и фигуры, которые осведомлены о происходящем гораздо лучше, чем мы.
Граф и генерал снова переглянулись и недоуменно уставились на барона.
— Что вы имеете в виду?
Барон растянул губы в холодной улыбке.
— О, всего лишь то, что некоторые из наших теперь уже общих знакомых разительно выделяются из унылого ряда растерявшихся серых посредственностей, к которым господа, я вынужден отнести и себя. Эти люди знают и умеют намного больше, чем свойственно даже самому пытливому и трудолюбивому выходцу из весьма обеспеченной семьи, к которым они, без всякого сомнения, принадлежат. И эти знания и умения, к моему немалому удивлению, по большей части как раз и относятся к того рода деятельности, которая становится столь необходимой в смутные времена, подобные нынешнему.
Барон вопросительно взглянул на одного, затем на другого собеседника.
— Ну, господа, неужели вы до сих пор не догадались, о ком я говорю?
Над столом повисла напряженная тишина. Граф, стараясь не встречаться глазами с бароном, медленно отодвинул от себя тарелку и натужно спросил:
— Ну и в чем же вы их обвиняете?
— Бог ты мой, — усмехнулся барон, — совершенно ни в чем. Более того, я считаю, что в настоящий момент князь со товарищи — это наша единственная надежда. Как мне представляется, сейчас за доской сидят два… вернее, две группы игроков и наш князь есть посланец той группы, которая играет как раз за нашу сторону. — Он немного помедлил. — Вопрос только в том, насколько он свободен в своих поступках и как скоро игроки введут в дело иные фигуры, в том числе и на противоположной стороне.
* * *
— Все. Капитан, свернуть лагерь. Начало движения через полчаса.
Капитан вскочил на ноги и принялся быстро, но без излишней торопливости тушить костер. Остальные члены команды так же начали подниматься на ноги и привычно расходиться по сторонам, старательно делая вид, что не усматривают в происходящем ничего особенного. Это было не очень сложно, поскольку за прошедшую неделю каждый достаточно хорошо изучил, что ему делать при этой команде, и эти действия уже не требовали сознательных усилий.
Князь поднимался от реки, одетый только в свои широкие, генеральского сукна, галифе и свежевымытые сапоги, на ходу яростно растирая обнаженный торс холщовым полотенцем. Чуть дальше, метрах в десяти, из-за кустарника, слышался смех и звонкие девичьи голоса. Принцессы мыли посуду. Элис окинула князя строгим взглядом и демонстративно отвернулась, сурово поджав губы.
Профессор тихо вздохнул и еле заметно покачал головой. В отличие от мадам Элис, он прекрасно знал, что князю просто не пришло в голову, что мыть свои телеса в десяти шагах от трех молодых незамужних девушек не совсем прилично. Тем более что они принадлежали к самому высокому аристократическому роду империи. Господин Юри тоже отличался большим… прагматизмом в повседневной жизни, но, поскольку он предпочитал держаться в тени, каковое умение и воплощал в жизнь довольно искусно, его несколько… неоднозначные манеры не так бросались в глаза. Впрочем, если бы в составе их небольшого отряда не появились женщины, то и в поведении князя тоже никто бы не усмотрел ничего особо странного. Просто он никак не отреагировал ни на присутствие женщин, ни на пребывание рядом с ним царственных особ. Он продолжал вести себя точно так же, как до того в чисто мужской компании, в которой к тому же он был самым главным. Впрочем, последнее даже сейчас не вызывало больших сомнений, но хоть какие-то рамки приличий все же должны соблюдаться!
Князь небрежным движением кисти отбросил полотенце, и оно повисло на ближайшей ветке так, как будто его специально там развесили. Пантюше вздохнул.
После памятного разговора на опушке леса неподалеку от Катендорфа сколько раз ему довелось уже видеть такое, что лишь усиливало его подозрение насчет трех существ, обнаруженных в лесу дворовым господина Максина несколько месяцев назад, а именно — что они явились откуда-то из-за пределов известного мира. Впрочем, время от времени он поддавался характерному для него скептицизму, и тогда ему начинало казаться, что все его подозрения — не что иное, как экзальтированный бред стареющего ученого.
В этот момент над ухом Пантюше раздался веселый голос.
— Профессор, вам пора позаботиться о своих вещичках, а то до команды его сиятельства осталось всего десять минут.
Пантюше очнулся от мыслей и, благодарно кивнув ротмистру, принялся торопливо укладывать в сидор умывальные принадлежности. Возможно, господа офицеры тоже заметили некоторые странности в поведении своего предводителя, но, судя по всему, они отнюдь не намерены были забивать себе голову размышлениями по этому поводу. Пантюше снова вздохнул. Как жаль, что он не способен на такое.
Они тронулись в путь через пятнадцать минут. Задержка произошла из-за принцесс, которым мать сердитым голосом приказала заново переплести косы. Хотя всем было понятно, что дело не в косах, а в том, что Элис Цассенская привыкла, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней. Но вот уже целую неделю она находилась в таком положении, когда ее мнением никто не интересовался. Разве что профессор Пантюше.