Почему он не сказал, что и до станции еще почти десять верст, Тесс не поняла, но она уже успела убедиться в том, что господин Юри ВСЕГДА знает, что и сколько сказать. Антрепренер страдальчески поморщился и горестно всплеснул руками.
— Клянусь Господом, если бы я с самого начала знал, во что вы меня втягиваете…
Господин Юри усмехнулся и, ловко действуя пальцами, быстро собрал барабанник, который чистил, сидя на грязном, обшарпанном табурете. Тесс невольно засмотрелась на его руки. В них обоих, в НЕМ и Молчуне, было что-то такое, что заставляло ее чувствовать себя в их присутствии маленькой девочкой. Впрочем, так было не только с ней. Другие чувствовали себя с ними точно также. Это сквозило в стремительности, с которой офицеры бросались исполнять отданные ими приказания, в пристальном внимании, с каким отец ловил каждое слово, стоило только кому-то из них открыть рот. А сегодня ей вдруг пришло в голову, что даже ее мать, ЕЕ МАТЬ, которая без лишних церемоний командовала генералами, министрами и банкирами, ни разу за последний месяц не сделала даже попытки оспорить распоряжения, отданные спокойным голосом князя. Да и сейчас, когда место руководителя их группы вместо аристократа князя занял этот спокойный, на протяжении всего пути как-то умудрявшийся оставаться почти незаметным человек, взаимоотношения в их сильно уменьшившемся коллективе почти не изменились.
Девушка повернулась и бросила взгляд в дальний конец вагона. Отец, одетый в широченные шаровары, просторную рубаху с мятым жабо и огромными ярко-желтыми пуговицами, сверкающую заплатами и сальными пятнами, сидел на таком же табурете, как и господин Юри, а мать, одетая не менее причудливо, старательно накладывала ему на лицо клоунский грим. Тесс не выдержала и хихикнула, мельком подумав, что, слава богу, эту сценку не видят младшие девочки. Они ехали в соседнем вагоне, вместе с детьми артистов балагана. Тесс еще раз оглянулась на отца с матерью. Отец стоически переносил необычную процедуру, хотя на лице у него застыло страдальческое выражение. Девушке вспомнился вчерашний вечер.
Тесс уложила девочек, дождалась, пока они заснут, потом тихонько поднялась, накинула шаль и спустилась на один пролет по внутренней лестнице. Князь, господин Юри и отец с матерью разговаривали о чем-то в гостиной. Дверь была приоткрыта, была видна часть ярко освещенной комнаты и хорошо слышны громкие голоса.
— Да вы с ума сошли! — Суверен был возмущен до крайности. — Вы только подумайте, ЧТО вы мне предлагаете?!
Князь и господин Юри молча переглянулись, потом князь спокойно, наставительным тоном, будто он говорил с ребенком, а не с сорокалетним мужчиной, да к тому же бывшим государем огромной державы, сказал:
— Я могу понять ваше возмущение, ваше величество, но оно абсолютно ничего не меняет. Вполне возможно, что вы лично предпочли бы смерть, чем пойти на то, что мы предлагаем, но… — Он на миг остановился, и в голосе появились металлические нотки: — Речь идет не только о вашей жизни и даже не столько о ней, невзирая на все мое к вам уважение. Речь идет о тысячах, миллионах и даже миллиардах жизней… Я вполне допускаю, что вам еще не до конца ясны наши побудительные мотивы. А потому постараюсь вам объяснить… — Князь поднялся на ноги и прошелся по половицам, со скрипом прогибавшимся под его ногами. — Во-первых, я по-прежнему считаю себя ответственным за вашу жизнь, так что если будет поставлен вопрос исключительно о вашем спасении и безопасности членов вашей семьи, то мы готовы хоть завтра посадить вас в вагон и отправить на восток. Через две недели вы будете на побережье, а через месяц за океаном. — Князь умолк, выжидательно глядя на отца словно был уверен, что он незамедлительно примет его предложение, но отец сердито молчал. Губы князя изогнулись в каком-то подобии улыбки: — Я так и думал. Далее. Не знаю, поверите ли вы нам, но смею заметить, что нас с господином Юри не особо волнуют вещи, которые для многих из вашего окружения представлялись бы пределом мечтаний. Мы просто рассматриваем все происходящее с этой страной как свою ЛИЧНУЮ проблему. — Он опять немного помолчал, словно давая время собеседнику осознать то, что он только что сказал. — Все, что вы делали до сих пор, ваш манифест, ваши призывы заставляют меня думать, что вы тоже искренне хотите покончить со всем тем ужасом и хаосом, что творится сейчас здесь, и готовы положить на алтарь своей борьбы очень многое. Это так?
Отец еще немного посидел, раздраженно шевеля губами, потом с усилием кивнул.
— Да.
— Так вот, — продолжил князь, — в настоящее время эта задача требует, чтобы вы КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ оказались во главе верных вам войск, способных не только защитить ваше величество от нападения мелких разбойных отрядов, но и ОДЕРЖАТЬ ПОБЕДУ в разгорающейся гражданской войне. — Он заговорил с нажимом. — То, что мы предлагаем, как раз и служит решению этой задачи. — Голос князя смягчился. — А теперь подумайте, стоит ли ваше уязвленное самолюбие или даже серьезные нравственные страдания нашего общего ПОРАЖЕНИЯ?
Минуту в комнате стояла тишина, потом отец тяжело вздохнул и глухо сказал:
— Хорошо, я согласен.
Князь примирительно произнес:
— Конечно, вы можете не брать с собой семью. Им будет гораздо безопаснее за океаном…
Но тут вмешалась мать. Ее тон был аристократически холоден, но Тесс не почувствовала в нем отчуждения, которое мать умела выразить мастерски.
— Благодарю, князь, но мы едем вместе. Я думаю, суверену не к лицу отправлять свою семью за тридевять земель, если он собирается навести порядок у себя дома.
* * *
Поезд лязгнул буферами и начал замедлять ход. Господин Готлиб, сидевший опершись спиной о стенку вагона, побледнел еще больше, что всего минуту назад представлялось Тесс абсолютно невозможным, и судорожно сглотнул. Он боялся так сильно, что его страх передался Тесс, и она нервно принялась оправлять руками трико с большими пуфами, в которое была одета. Смиль, циркачка, с которой ей предстояло делить старенький матрас в женской половине вагона, тут же подскочила к ней и протянула платок. Тесс поспешно накинула его на голову, укрыв волосы, и, отойдя в угол, присела на матрас. Станция, к которой они приближались, просто кишела «соратниками». Здесь разгружались войска, которые соратник Шайдар, глава Объединенного бюро Комитетов действия Рудных гор, стянул для атаки на городок, покинутый ими не далее как сегодня утром.
Поезд все больше замедлял ход. Тесс подобрала ноги и, чтобы избавиться от дрожи в руках, обхватила ими плечи. Еще несколько минут — и поезд наконец остановился. Снаружи послышались шум, голоса, ржание коней, крики и лязганье металла. Молчун постоял немного, прислушиваясь, потом скользнул вперед и как-то неожиданно для Тесс, хотя она не отрывала от него глаз, оказался у маленького оконца, расположенного по другую сторону двери. Минут пять он смотрел наружу, крутя головой, потом усмехнулся какой-то своей мысли, подхватил почти пустую полуведерную бутыль из-под самогона, стоящую под дверью, в которой, однако, все еще оставалось с полкружки мутной зеленоватой жидкости запрокинул голову, набрал в рот самогона, тщательно прополоскал рот, сглотнул и… решительным движением распахнул тяжелую вагонную дверь.