Ну, что ж, теперь приступим…
Открыв папку, Уилсон Райни с особой тщательностью принялся изучать материалы, внимательно вчитывался в пояснительные записи, длинные сноски. Картины, украденные в разных частях света, какими-то неведомыми путями оказывались в небольшом аукционном доме под мифическим названием «Козерог». Выходит, что этот дом был специально создан для того, чтобы продавать краденые картины. Ведь желающих купить шедевр значительно больше, чем самих картин.
Подняв телефонную трубку, он позвонил заместителю:
– Вот что, Макс, давай собирай людей. Выдвигаемся в «Козерог», кажется, у меня есть против него нечто стоящее.
– Вы все-таки его достали, шеф? – обрадованно произнес заместитель.
– Я кое-что для него приготовил. И еще, позвони в технический отдел, пусть высылают к «Козерогу» машину, нужно записать их разговоры, – довольно произнес Райни и положил трубку.
Через сорок минут Уилсон Райни с небольшой группой в количестве пяти человек был в аукционном доме «Козерог». За прошедшие полтора года интерьер заведения изменился в лучшую сторону. С каждого угла попахивало серьезными деньгами. У входа, подпирая широкие балконы, высятся колонны. Здание до второго этажа облицовано лабродоритом, сверкающим фиолетовым светом. Внутреннее убранство тоже впечатляло – полы выложены роскошным итальянским мрамором глубокого черного цвета, лестницы сделаны из красного гранита.
Бегло брошенного взгляда было достаточно, чтобы понять – дела у дома шли великолепно.
– Позвольте узнать, вам куда? – шагнул навстречу инспектору охранник, одетый в черный костюм.
– Скотланд-Ярд. – Сунув руку в карман, Райни достал небольшой кожаный футляр, в котором хранились фотография и значок, и, раскрыв его, продемонстрировал.
– Понимаю, – отступил охранник. – Может, вам чем-то помочь, офицер?
– Не беспокойся, сынок, – великодушно отозвался Райни, – сами разберемся. – И повернулся к заместителю: – А я все думал, чего это мне кричащие вороны снились? Вот и накаркали кому-то беду! Потопали, чего стоим? Время дорого!
Узнав от дежурного о неожиданных гостях, директор выскочил из кабинета и устремился навстречу полицейским – губы растянуты в широкой улыбке, в хитрых глазах радушие, не хватало лишь широко раскрытых объятий.
– Я не ожидал… Такая честь! – смущенно залепетал он. – Кто бы мог подумать…
– Мы к вам по делу, господин Мэйсон, – оборвал его инспектор.
– У нашего заведения безупречная репутация, – остановился директор в двух шагах от Райни, надвигавшегося на него как природная стихия.
– А я вот знал, что наша встреча состоится.
– Ах, да, вы все не можете простить мне уход Луизы… Где-то я вас даже понимаю, – смущенно улыбнулся директор и, слегка отстранившись от вошедших, спросил: – Так чем обязан?
Открыв каталог на заложенной странице, Райни холодно поинтересовался:
– Что вы на это скажете?
– А что? – пожал плечами директор. – Не вижу ничего необычного. Может быть, стартовая цена небольшая, но мы рассчитываем выручить за нее значительно больше.
– Ну да, конечно, – торжествующе хмыкнул Райни. – А теперь посмотрите сюда. Макс, где этот чертов альбом? – повернулся он к заместителю. – Покажи господину директору.
– Охотно, господин инспектор, – живо отозвался заместитель, раскрыв альбом Феоктистова.
– Вам это ни о чем не говорит?
– Ну-у… Даже не знаю, что вам сказать.
– А я вам напомню… Эти картины были украдены в России у господина Феоктистова. Каким-то неведомым образом они оказались в вашем аукционном доме и были заявлены на торги. Что вы на это скажете?
– Мне нечего вам сказать, – развел руками директор. – Документы были в порядке. Может быть, мы с вами пройдем в мой кабинет и все основательно обсудим?
– Как-нибудь в следующий раз, а сейчас снимите эти лоты с продажи.
– Хорошо, как скажете. Может, у вас есть еще какие-нибудь пожелания? – льстиво заглянул в лицо инспектору директор.
– Пожелания? – постарался скрыть насмешку Райни. – Это не пожелание, а требование! Пройдемте в ваши запасники, мне не терпится узнать, что там творится.
– Хорошо, как вам будет угодно. Подождите меня здесь, я сейчас отдам распоряжение, чтобы вас впустили… Знаете, несмотря на то, что вы полицейские, у нас существуют некоторые бюрократические формальности. Я потом спущусь вместе с вами.
– Только давайте побыстрее, я не люблю долго ждать.
Директор скорым шагом направился в свой кабинет, а Райни поднес телефон к уху и произнес:
– Что он там делает?
– С кем-то разговаривает по телефону.
– Записывай все, я не хочу пропустить ни слова!
– Можете не сомневаться, господин инспектор.
Сунув трубку в карман, Райни посмотрел на полицейских:
– Проверяйте каждую картину, каждую гравюру, каждую скульптуру! Этот подонок не должен уйти от правосудия!
– Не беспокойтесь, господин инспектор, не в первый раз. Справимся!
Еще через две минуты дверь кабинета распахнулась, и в коридор шагнул директор.
– Я вас не задержал?
– У меня прорва времени!
– Прекрасно! Тогда давайте пройдем в хранилище.
Запасное хранилище размещалось на втором этаже в огромном помещении, больше напоминающем зал. Оно было разбито на несколько отсеков, в одном из которых хранились полотна, аккуратно развешанные по стенам, в другом рядком стояли шкафы со стеклянными дверцами, на полках которых аккуратно расставлены вазы, шкатулки, предметы обихода и много чего такого, что могло бы представлять интерес для настоящего коллекционера.
– Можете смотреть, все это в вашем распоряжении.
– Вы очень любезны.
Полицейские и эксперты, прихватив альбомы, разошлись по залу.
– Я бы хотел остаться здесь, – сказал директор.
– Вас никто не выгоняет, – ухмыльнулся Райни.
– Вас не интересует, как поживает Луиза?
– Совершенно не интересует. У нее своя жизнь, а у меня своя. Для меня она уже давно чужая женщина. Все в прошлом!
– Ах, вот как… А знаете, для меня тоже.
– Вы с ней расстались? – Райни поднял удивленный взгляд на соперника.
– Увы, это так.
– И как давно?
– Полгода назад… Так бывает. Как выяснилось, у нас оказалось мало общего, так что, если вы хотите мне как-то досадить… то ваш удар мимо цели, она теперь не моя!
Неожиданно для себя Райни испытал чувство облегчения, даже некоторую жалость к своему некогда более удачливому сопернику. Теперь он тоже в полной мере почувствовал, что значит остаться без любимой женщины, когда твой привычный дом, прежде наполненный ее теплом, становится чужим и опостылевшим.