Он выходит из кабинки. Когда он идет к умывальникам, ему улыбается молодая женщина, а маленькая девочка в это время расплескивает воду из-под крана, брызгая каплями на пол. Священник подставляет руки под прохладную струю, смачивает водой лицо и вздрагивает, услышав, как скрипнула дверь кабинки. Он выпрямляется и смотрит в зеркало. Сквозь капли воды, сверкающие у него на веках, он различает девочку, которая теперь сушит руки. Ее мама напевает что-то в кабинке, куда только что вошла. Карцо успокаивается. «Прекрати думать!» — говорит он себе, закрывает кран, потом снова поднимает глаза и глядит в зеркало. Девочка оглянулась и изучает его своими маленькими, белыми, непрозрачными глазами. Она растягивает рот, открывая ряд черноватых зубов.
— Так куда ты едешь, Карцо?
Когда Паркс выезжает из Денвера в сторону гор, снег, раньше кружившийся в ледяном воздухе, начинает падать большими хлопьями. В Бейкервилле его слой на земле уже выше трех сантиметров. Местные жители сгибаются под ударами ветра, обули меховые сапоги и вносят в дома последние партии закупленной еды.
Мария продолжает путь по федеральной дороге номер 70. На дороге много поворотов, и она постепенно скрывается под обвалом хлопьев. В Бигхорне, где она сворачивает на юг вслед за железной дорогой, под снегом уже не видно ни канав, ни тротуаров. Полицейские на последних постах, которые она проезжает, сообщают автомобилистам, что буря вышла за пределы гор Ларами, а Болдер и его пригороды засыпаны снегом: там его уже тридцать сантиметров.
Теперь Паркс едет на юг словно по толстому белому покрывалу. За время пути она остановилась всего раз, чтобы наспех выпить чашку кофе и выкурить сигарету. Когда она наконец оказывается на освещенных улицах Сент-Круа, он же по-английски Холи-Кросс — город Святого Креста, — наступает ночь. После того как дневной свет исчез, фары ее автомобиля класса четыре на четыре начинают освещать настоящую стену из хлопьев. «Дворники» с трудом раздвигают в стороны слой снега на стекле.
Включая систему кондиционирования на максимальный обогрев, чтобы оттаять запотевшее ветровое стекло, Паркс замечает вдали вращающиеся фонари колонны снегоочистителей. Они разгребают снег на улицах, отчего на тротуарах вырастают огромные сугробы. Когда колонна доходит до перекрестка, три машины отделяются от нее и сворачивают направо, на дорогу, которая ведет к монастырю. Это последний выезд снегоуборщиков перед тем, как начнется главная буря. Каждая из этих машин — тридцать тонн железа на гусеницах, и буфера у них особо прочные. Поэтому ей лучше подождать, пока они спустятся обратно, и лишь потом подниматься в гору.
Молодая женщина замечает неоновые лампочки, которые мигают в ледяном воздухе, — вывеску бара для шоферов. Она паркует свою машину под углом к тротуару между двумя покрытыми снегом машинами. Оставив включенными двигатель и «дворники», она опирается затылком о подголовник и смотрит на синие цифры, которыми отмечают время часы на приборной доске.
20:00:07. Ей надо немного поспать, всего несколько минут, перед тем как ехать наверх в монастырь. Какое-то время она борется с этим сладостным искушением: пытается сосредоточиться на теплой струе воздуха из кондиционера, которая касается ее лица, цепляется умом за шум машины, которая проезжает мимо, бренча цепями. Потом она прекращает борьбу и погружается в глубокий сон.
Мария Паркс вздрагивает, открывает глаза и снова смотрит на светящие цифры бортовых часов: 20:00:32. Она проспала всего несколько секунд, но в горле так сухо, словно сон продолжался несколько часов. Она застегивает пальто и надевает перчатки, потом открывает дверь автомобиля. Уличный воздух проникает в салон машины, и Мария морщится от холода.
Идя к бару, она прислушивается к скрипу снега под сапогами. Воздух пахнет ментолом и замерзшей корой — запахами холода. Она открывает дверь бара. Внутри очень сильно пахнет жареным и кофе. Это один из тех длинных узких баров, где на прочных пластмассовых стойках стоят друг на друге маленькие ящики-витрины с сэндвичами и устройства для разливания соусов. Вдоль стеклянных стен выстроились в ряд скамейки, обитые искусственной кожей, и столы из огнеупорного пластика, на которых остались следы от горячего дна кофеварок. Несколько очень усталых клиентов жуют жирные гамбургеры и мелкими глотками отпивают кофе. В дальнем конце бара старый музыкальный автомат играет отрывок мелодии в стиле кантри-госпел. Мария узнает исполнителей. Если только ее уши не превратились в ледышки, это Бен Харпер и «Блайнд бойз оф Алабама». Паркс усаживается на скамью и ищет глазами официантку. Ее затылка касается струя воздуха и приносит с собой приятный запах — возможно, духи. Мария поворачивает голову и видит молодую женщину, которая только что села за ее столик. У новой соседки черные волосы, красивые серые глаза, очень белая кожа, губы красивого бледно-розового цвета и ослепительно-белые зубы.
— Что вы желаете?
— Пообедать с вами: я терпеть не могу обедать одна.
Голос молодой женщины, в котором звучат сразу ласка и настойчивость, хорошо сочетается с очаровательным изяществом ее движений. Незнакомка без приглашения снимает куртку. Под ней оказывается шерстяной облегающий свитер, который позволяет видеть ее формы. На ее шее блестят тонкое золотое ожерелье и крестик.
— Меня зовут Мария. Мария Паркс.
Молодая женщина пожимает ей руку, и Мария слегка морщится: ладонь незнакомки холодна как лед, словно та шла под снежной бурей без перчаток.
— А кто вы?
— Я монахиня и работаю для ватиканской Конгрегации Чудес. Я расследую убийства затворниц и следую за вами от самого Бостона, чтобы защитить вас.
Пальцы Марии сдавливают ладонь молодой монахини.
— Защитить от чего?
— В первую очередь от вас самой, во вторую от затворниц. Вы в опасности, Мария Паркс, хотя ничего не знаете об этом.
— Чего же вы ожидаете от меня?
— Для человека со стороны вероятность, что его впустят в монастырь затворниц, очень мала. Если только этот человек не монахиня, знающая коды, которыми пользуются в таких местах.
— Что вы хотите этим сказать?
— Затворницы не похожи на остальных монахинь. Это очень древний орден, который был основан в Европе в самом начале Средних веков. Когда сестры этого ордена в середине девятнадцатого века поселились в Соединенных Штатах, они привезли сюда с собой те обычаи, которым следовали раньше. Это хранительницы принадлежащих Церкви запрещенных рукописей. Поэтому у них развился культ тайны, который вам очень трудно понять. С очень давних времен они учились всего остерегаться и потому не выносят, когда кто-то приходит со стороны и сует свой нос в их дела.
— Вы хотите сказать, что затворницы будут готовы убить меня, чтобы сохранить свою тайну?
— Вернее будет сказать, что, находясь среди них, вы будете полностью зависеть от их общины. Это они будут лечить вас, если с вами произойдет несчастный случай, они вызовут помощь, если вам будет угрожать смерть. Вы должны понять, что монастыри затворниц — старые постройки, подвалы там глубокие и о них известно очень мало. В этих монастырях нет ни электричества, ни водопровода. Затворницы живут в них так же уединенно, как жили в Средние века. Для них внешний мир и его законы ничего не значат. Они не знают ни телевидения, ни газет, ни Интернета. Поверьте мне, Мария Паркс, в таких местах может произойти все что угодно.