Старомодная глорихоул в обоих смыслах этого слова: набита старым барахлом, [81] и ты знаешь, что тебя поимеют.
Я поставил на прилавок пластиковый пакет:
— Сколько?
Он покачал головой:
— А я тут как раз думал, что пора бы вам было зайти, выкупить одну из ваших бесценных семейных реликвий.
— Сколько?
Вздох. Сунул руку в пакет и вытащил принадлежавшие Итану часы, кольца, цепи и пару айподов.
— О-о… Не то, что вы приносите обычно, мистер Хендерсон… — Вытер пухлые пальцы о жилет. — Скажите мне, насколько все это горячо? А то нанесет мне визит один из ваших коллег в не столь отдаленном будущем, чудесным образом обнаружит эти вещи и придет к выводу о противоправных действиях с моей стороны?
— Они не горячие. Они мне просто больше не нужны.
— Вам не нужен стальной «Ролекс»?
— Сколько?
— Сколько, сколько? Что вы как испорченная пластинка. — Достал ювелирную лупу, сморщившись, вставил ее в глаз и осмотрел каждую вещь в отдельности.
— Ну?
— Терпение — золото, мистер Хендерсон. — Снова кривляние и разглядывание.
Я устроился у прилавка и принялся разглядывать выставленные кольца. Большие блестящие, маленькие блестящие, на каждом бирка с ценой. Наверное, из «Аргоса», куплены по каталогу. Надежды и мечты о будущем, рухнувшие и выставленные на продажу в вонючем магазинчике маленького дерьмового торгового центра в гребаном старом Кингсмите.
Майк откинулся на спинку скрипучего стула:
— Две тысячи.
— Четыре.
— Две.
— …Три с половиной.
— Мистер Хендерсон, хотя и подразумевается, что я вам доверяю, мне все же приходится заботиться о своей репутации. Мое благосостояние во многом зависит от того, что мои клиенты видят во мне честного и правдивого человека. Эти вещи заставляют меня нервничать.
— Тогда три. Один «Ролекс» столько стоит.
Он надул щеки и хмуро взглянул на потолок:
— Две с половиной — мое последнее предложение. Но я не бессердечный человек, мистер Хендерсон…
Он развернул стул и сгорбился, что-то бормоча себе под нос. Щелк, щелк, щелк, щелк, тррррррррррр — звуки прокручиваемого вперед и назад барабана старомодного сейфового замка, — потом — клац, и снова бормотание. Когда Майк снова обернулся ко мне, в руках он держал пачку банкнот и маленькую пурпурного цвета бархатную коробочку Он отсчитал двадцатками две тысячи пятьсот фунтов, выложив их на прилавок, и осторожно поставил сверху бархатную коробочку:
— С наилучшими пожеланиями.
Я припарковал «мерс» Итана на парковке со знаком «ТОЛЬКО ДЛЯ ПРОЖИВАЮЩИХ». Стыдно его продавать. Доке не помню, сколько лет мне не доводилось ездить на чем-нибудь, что не разваливалось бы на части. Но, как говорится, нужда заставляет.
Открыв багажник, выволок из него три тяжело набитых черных пластиковых мешка для мусора. Пальцы заныли от боли, когда я потащил их к входу. Раньше, до девелоперского бума в Логансферри, это был склад запасных частей. Сейчас здесь были люксовые апартаменты с торговым моллом.
Сквозь двойные двери, прочь с дождя. Атриум был настолько большим, что мог похвастаться небольшим куском лесонасаждений с наманикюренной травой и закручивающимися по нему дорожками из желтого кирпича. Были здесь не пустые отсеки для магазинов с запыленными объявлениями «Сдается в аренду!» в витринах. Половина апартаментов тоже еще не была продана: «БЕСПЛАТНЫЕ КОВРЫ И САНТЕХНИКА!», «МИНУС £20,000 ОТ ЦЕНЫ ВАШЕГО НОВОГО ДОМА!», «ВОЗМОЖЕН ОБМЕН СТАРОЙ НА НОВУЮ С ДОПЛАТОЙ!»
Зазвонил мобильник. Ну и пусть звонит.
Сгрузил мешки для мусора на пол лифта, нажал на кнопку четвертого этажа.
Никто не ответил. Я еще раз нажал на кнопку звонка. Посмотрел на часы — было без двадцати двенадцать. Сейчас она уже не должна спать, железно. Приглушенное дребезжание и лязг.
— Кто там? — Женский голос, слегка визгливый и дрожащий.
— Кимберли? Это Эш.
Пауза. Приглушенное бормотание.
— Она не хочет тебя видеть.
— Кимберли, кончай придуриваться и открой дверь, о’кей? У меня и без этого дерьмовый день.
Глухой удар, дверь распахнулась, и на пороге возникла Сьюзан в розовом воздушном пеньюаре, одна рука на бедре, другая вертит пальцем перед моим носом.
— Ну ты и чертов нахал! — На лице солнцезащитные очки, из-под темных стекол которых вниз по лицу распространялись лиловые и синие пятна. Еще один синяк на подбородке, губы опухшие и с одной стороны разбитые.
Бросил на пол мусорные мешки:
— Что случилось?
— Что случилось? Ты случился. — Палец перестал вертеться и начал тыкаться мне в грудь. — Ты и твои чертовы долги!
Я уставился на нее:
— Кто это был?
— Я не знаю. Какой-то мерзкий маленький тролль со своим здоровенным сообщником. Сказали, что я должна передать тебе сообщение.
— А у маленького голос был, как будто он проглотил словарь? — Джозеф и Френсис. — Убью на хрен.
Сьюзан распахнула пеньюар. Синяки покрывали большую часть ее живота и исчезали под байковыми пижамными штанами и коротким топом. — И как я буду танцевать в таком виде?
Я сжал руки в кулаки:
— И что это было за послание?
Она отхаркнулась и плюнула мне в лицо, а потом закрыла дверь перед самым носом:
— И еще, ты уволен, твою мать!
— Вы уверены, что не хотите купить себе сегодня новую машину? — Продавец натянул на физиономию улыбку, напоминавшую челюсть акулы. К ней прилагался лоснящийся серый костюм.
— Абсолютно. — Я сунул в карман конверт с пачкой банкнот и ушел с автостоянки, таща в руках тяжеленные мусорные мешки.
Рона, прислонясь к капоту «воксола», ждала меня.
— Не хочешь бросить это в багажник? — Она открыла его, и я забросил мешки внутрь. — Можно, я догадаюсь — расчлененка?
— Промокшая одежда. Все, что осталось в доме, полностью испорчено.
— Оох? — Она щелкнула крышкой багажника. — Сьюзан не захотела постирать это для тебя?
— Мы больше не… Нет.
Рона всосала воздух через зубы и села за руль:
— Вы всегда были слишком хороши для нее. Так значит, вам негде приземлиться сегодня на ночь?