Несколько голосов откликнулись, хотя и гораздо тише, и тут же осеклись, последовав примеру старшего сержанта Головатюка. Тот взял под козырек, а Кабан просто энергично кивнул.
— Отлично. Приступайте, — приказал я. И затем двадцать минут любовался зрелищем десяти человек, сосредоточенно играющих в бирюльки. Так и пошло…
— И как успехи?
— Так никак еще, — улыбнулся Гарбуз. — Только ж начали.
— А остальные?
— Только что закончили подтягивания и сейчас приседают в парах. Там младший сержант Римозов руководит.
Я кивнул. Хорошо. Похоже, процесс пошел. И люди теперь настроены на серьезную работу. А значит, можно чуть быстрее запустить в дело и второй блок, направленный на развитие непосредственных воинских умений.
После обеда я собрал личный состав.
— Сегодня мы с вами будем учиться поражать цели. — Я сделал короткую паузу и обвел всех взглядом. Судя по всему, они не поняли. Ну я и не надеялся. Что ж, поясним… — Заметьте, я не сказал — убивать врага. Я не сказал — стрелять из винтовки или пулемета. Я сказал — поражать цели. Потому что и первое, и второе вы хорошо или плохо, так или иначе все-таки умеете. А вот третье… — Я покачал головой. — В бою очень важно правильно определять цели, разделять их по степени важности и поражать в соответствии с наиболее выгодной очередностью и требуемым результатом. То есть если вам требуется не убить противника, а ранить его, вы должны сделать именно это.
— Как это — не убить? — удивленно переспросил Иванюшин. — Товарищи Сталин и Тимошенко требуют от нас беспощадно…
Я вскинул руку, и он осекся.
— Давай я закончу, а потом вы сами решите, противоречит ли то, что я говорю, тому, что требуют от нас товарищи Сталин и Тимошенко. Договорились?
Иванюшин молча кивнул, слегка покраснев.
— Вот и хорошо. А теперь попробуй сам представить ситуацию, при которой нам требуется не убивать, а только лишь ранить противника.
Иванюшин задумался.
— Ну… не знаю… может, если пленного надо взять.
— Раз, — кивнул я, — еще?
Иванюшин молчал, напряженно наморщив лоб.
— Хорошо, я тебе помогу. Представь что нас — мы ведь находимся на территории, занятой противником, и скрываемся в лесах — начал преследовать крупный отряд противника. Если мы убьем пять его солдат, то преследующий нас отряд уменьшится всего на пять человек. А если эти же пятеро солдат будут ранены, то командир отряда встанет перед дилеммой: что делать? Бросить раненых либо уменьшить свой отряд еще на пятерых, которые помогут раненым добраться до того места, где им окажут квалифицированную медицинскую помощь. А если раненые не способны хотя бы к ограниченному самостоятельному перемещению, то для транспортировки каждого придется выделять уже по два человека, а то и больше. И так, что для нас будет более выгодным?
Народ оживился, переглядываясь. Ну еще бы… ТАК их еще никто не учил. Кто же учит «пушечное мясо» думать на поле боя (а в том, что их считали именно «пушечным мясом» и более ничем, я после изучения той дивизионной многотиражки был совершенно уверен). В лучшем случае после долгих боев «мясо» учится это делать само. С той или иной степенью эффективности…
Первое занятие прошло на «ура». Что даже несколько повредило учебному процессу. Поскольку после него мои возбужденные подчиненные то и дело бросали уже ставшие привычными бирюльки и камешки и принимались горячо обсуждать показанное и свои первые результаты. А ведь тренинги я требовал проводить не менее чем по двадцать пять серий в день, причем не в основное время занятий, а во время отдыха, до и немного после приема пищи и так далее. Впрочем, особенного галдежа в лагере не стояло, ибо привычка вести себя тихо мало-помалу начала вырабатываться.
Визит в штаб я запланировал на следующий день, ночью прикинув, каким образом это осуществить, не задействуя подчиненных. Для воплощения плана в жизнь мне требовалась немецкая форма и какое-то транспортное средство. И заполучить его я собирался на проходящей в нескольких километрах трассе Минск — Брест, где этого добра было навалом.
На следующее утро, определив отряду задачу на день и приказав выставить охранение, я двинулся в сторону трассы. Один. Как Кабан ни намекал, что очень бы не прочь и на этот раз составить мне компанию. Но в этот раз он бы скорее помешал. Неторопливо отбежав от лагеря где-то на километр, я резко ускорился и спустя двадцать минут уже лежал в кустах на опушке леса, примыкавшего к самой обочине трассы, контролируя участок километра полтора-два длиной. Мне требовалось одиночное транспортное средство.
Таковое появилось спустя всего лишь четверть часа. Это был трехосный грузовик с кабиной, крыша и задняя часть которой была накрыта тентом. Едва он появился на горизонте, я быстро срезал через лес поворот трассы и, расстегнув портупею, чтобы она свободно болталась на поясе, выскочил на дорогу, с первым же шагом опустив плечи и повесив левую руку, как плеть, будто она у меня ранена. Да еще принялся слегка прихрамывать. Теперь главное, чтобы среди экипажа этого грузовика, из какого бы количества людей он ни состоял, нашелся хотя бы один схожей со мной комплекции.
На мое счастье, таковой оказался. Причем им был именно водитель. Еще двое, один из которых сидел в кабине, а второй в кузове, оказались легкоранеными, добиравшимися на попутке до полевого госпиталя. Все они умерли быстро. Через минуту после того, как грузовик нагнал меня со спины и посигналил одинокому и, как видно, сильно контуженному и раненому русскому офицеру (портупею не заметить было сложно), невесть как выбредшему на весьма оживленную трассу.
Наверное, водитель даже размечтался о какой-нибудь медали, непременно, по его мнению, полагавшейся ему за взятие в плен офицера противника. Он первый выскочил из кабины и побежал ко мне, размахивая винтовкой и крича на дэйче, что это, мол, его добыча. Я подождал, пока он подбежит вплотную, и вырубил его ударом массивной пряжки ремня, намотанного на кулак (чтобы не дай бог не замарать его форму кровью). Остальным хватило двух выстрелов из ТТ, засунутого мной за брючной ремень поглубже под мундир. Спустя всего пять минут я уже ехал в направлении аэродрома, а три мертвых тела лежали метрах в сорока от дороги, наскоро забросанные заранее срезанными ветками. Движение по трассе было достаточно оживленным, так что тратить время на более тщательное укрытие трупов я не мог.
Вести грузовик оказалось довольно легко. Хотя управление им все-таки требовало определенной сноровки. Но я достаточно внимательно наблюдал за тем, как вел бронетранспортер Римозов, а у грузовика органы управления оказались практически идентичны. Так что спустя километр-полтора я уже рулил как заправский водитель.
К аэродромному зданию я подъехал довольно демонстративно. Высунувшись из кабины, окликнул солдата, который сидел на каком-то ящике и жрал бутерброд.
— Эй, куда патроны складывать?
— Патроны? — не понял тот. — Зачем нам патроны?