Когда женщина ушла, вошел Пер Окесон. Он был белый, как полотно. Окесон грузно опустился на стул, где только что сидела Мадлен Редин.
— Такой чертовщины я еще никогда не видал, — сказал он.
— Не надо было тебе на это смотреть, — сказал Валландер. — Я тебя не за этим сюда позвал.
— Не понимаю, как такое вообще возможно, — сказал Окесон.
— Я тоже, — ответил Валландер.
Пер Окесон сразу стал серьезным.
— Это тот же человек, что убил Веттерстедта? — спросил он.
— Без сомнения.
Они переглянулись и поняли, что думают об одном.
— Иначе говоря, он может появиться опять?
Валландер кивнул. Окесон поморщился.
— Вопреки нашим принципам мы должны сосредоточить все силы только на этом расследовании — все остальное подождет. Тебе, наверно, нужны еще люди? Я могу обеспечить все необходимое.
— Нет-нет, — запротестовал Валландер. — Несколько полицейских могли бы помочь поймать преступника, о котором известно, как он выглядит и как его зовут. Но до этого мы еще не дошли.
Затем он рассказал о том, что сообщил Ларс Магнусон, и о том, что Арне Карлман занимался продажей предметов искусства.
— Тут есть связь. И это облегчит расследование.
Пер Окесон неуверенно посмотрел на него.
— Надеюсь, ты не будешь класть все яйца в одну корзину, — сказал он.
— Я не отказываюсь от других предположений, — ответил Валландер. — Но если мы что-то нащупали, за это стоит уцепиться.
Прежде чем вернуться обратно в Истад, Пер Окесон провел в усадьбе Карлмана еще час. Около пяти утра подоспели журналисты. Валландер в бешенстве позвонил в Истад и потребовал, чтобы Хансон взял журналистов на себя. Он понял, теперь уже не скроешь, что с Арне Карлмана сняли скальп. Хансон устроил пресс-конференцию прямо на дороге за оградой усадьбы. Тем временем Мартинсон, Сведберг и Анн-Бритт Хёглунд не спеша проводили короткий допрос всех гостей. Сам Валландер имел длительную беседу с пьяным в стельку скульптором, который обнаружил Арне Карлмана.
— Зачем тебе понадобилось выйти в сад? — спрашивал он того.
— Меня потянуло блевать.
— Ну и как, сблевал?
— Ага.
— Где это произошло?
— За яблоней.
— Что было потом?
— Я решил посидеть в беседке, чтобы прийти в себя.
— А потом?
— Нашел там его.
Тут скульптор вновь ощутил рвотные позывы, и Валландеру пришлось прервать допрос. Он поднялся и направился к беседке. Небо было ясным, солнце уже взошло. Войдя в беседку, он с облегчением обнаружил, что Нюберг накрыл голову Карлмана непрозрачным пластиковым пакетом. Нюберг стоял на коленях возле живой изгороди, отделявшей сад от прилегающего к нему рапсового поля.
— Ну как? — спросил Валландер, подбадривая его.
— На изгороди остались капли крови, — ответил он. — Вряд ли брызги могли отлететь так далеко от беседки.
— Что это значит? — спросил Валландер.
— Это уже твое дело решать такие вопросы, — ответил Нюберг.
Он указал на изгородь.
— В этом месте она очень неплотная, — сказал он. — Человек не слишком крупного телосложения мог пролезть через нее в сад и вылезти обратно. Посмотрим, что найдется с другой стороны. Но я тебе советую вызвать служебную собаку. Причем как можно скорее.
Валландер кивнул.
В половине шестого прибыл собаковод со своей овчаркой. Последние гости покидали сад. Валландер кивнул собаководу по имени Эскильсон. Собака была старая, долгое время работала в полиции. Звали ее Хют.
В беседке она тотчас взяла след и понеслась к изгороди. И как раз там, где Нюберг нашел следы крови, собака попыталась проникнуть сквозь изгородь. Разыскав другое место, где ограда была более редкой, Эскильсон с Валландером вылезли наружу. Здесь тракторная колея отделяла участок Карлмана от поля. Собака вновь взяла след и побежала вдоль поля в сторону проселочной дороги, ведущей прочь от сада. По предложению Валландера Эскильсон отпустил собаку, скомандовав искать. Внезапно Валландер почувствовал напряжение. Собака рыскала вдоль проселочной дороги и дошла до рапсового поля. Тут она, кажется, потеряла след. Затем снова нашла и побежала дальше, к холму возле плотины, наполовину заполненной водой. У холма след терялся.
Валландер огляделся. На вершине холма высилось одинокое дерево, согнувшееся под порывами ветра. Здесь лежали наполовину погребенные в землю остатки велосипедной рамы. Валландер остановился возле дерева, пытаясь присмотреться к усадьбе со стороны. Он заметил, что отсюда весь сад как на ладони. Из бинокля, должно быть, можно различить, кто в данную минуту находится вне дома. Внезапно он содрогнулся. Он почувствовал, что другой, неизвестный ему человек вот так же стоял здесь накануне ночью, и ему стало не по себе. Валландер снова вернулся в сад. На ступенях дома сидели Хансон со Сведбергом. Они были серыми от усталости.
— А где Анн-Бритт? — спросил Валландер.
— Провожает последнего гостя, — ответил Сведберг.
— А Мартинсон? Он чем занимается?
— По телефону разговаривает.
Валландер уселся на лестнице рядом с ними. Солнце уже прогрело воздух.
— Надо еще немного поработать, — сказал он. — Когда Анн-Бритт закончит, едем обратно в Истад. Надо подвести итоги и решить, что будем делать дальше.
Все промолчали. Ответа и не требовалось. Анн-Бритт Хёглунд вышла из бывшей конюшни. Она присела на корточки рядом с остальными.
— Так много людей, которые так мало видят, — устало сказала она. — Я этого не понимаю.
Мимо прошел Эскильсон с собакой. Со стороны беседки послышался раздраженный голос Нюберга.
Мартинсон вышел из-за угла. В руке у него был телефон.
— Сейчас, наверно, не до этого, — сказал он. — Но пришло сообщение из Интерпола. Они подтвердили информацию о девушке, которая сожгла себя на рапсовом поле. Они полагают, что им известно, кто она.
Валландер недоуменно посмотрел на него.
— Девушка с рапсового поля Саломонсона?
— Да.
Валландер встал.
— И кто она?
— Я не знаю. Но сообщение лежит на столе в полицейском управлении.
Они выехали из Бьярешё и отправились в Истад.
Долорес Мария Сантана.
Утром без пятнадцати шесть в Праздник середины лета Мартинсон зачитал копию сообщения из Интерпола, в котором была установлена личность девушки, поджегшей себя на рапсовом поле.
— Откуда она родом? — спросила Анн-Бритт Хёглунд.