— Тебе виднее, — коротко ответил Валландер. — Концепт так концепт. Но я хочу знать: почему глаза выколоты именно у Бьёрна Фредмана. Что это значит.
— Не выколоты, а выжжены кислотой, — уточнил Экхольм.
Валландер сообразил, что забыл спросить Нюберга про эту деталь.
— Можно считать это установленным? — спросил он.
— Похоже, что так. Кто-то накапал ему в глаза кислоту.
Валландера передернуло.
— Ладно, поговорим после обеда, — сказал он и повесил трубку.
В начале девятого они с Анн-Бритт выехали из Истада. Они были рады вырваться из управления, куда непрерывно звонили журналисты. К тому же к делу уже подключилась общественность. Охота на преступника вышла за пределы полицейских владений, и теперь в ней участвовала вся страна. Валландер понимал, что это и правильно, и даже необходимо. Но сообщения от общественности шли таким плотным потоком, что их систематизация и обработка стоила полиции большого труда.
Анн-Бритт вышла из здания пристани и быстрым шагом направилась к Валландеру.
— Интересно, какое в этом году будет лето, — рассеянно сказал он.
— Моя бабушка — она живет в Эльмхульте — умеет предсказывать погоду. Так вот она утверждает, что лето будет долгим, теплым и сухим.
— А ее прогнозы часто сбываются?
— Почти всегда.
— А мне кажется, все будет наоборот. Дождь, холод и всякая чертовщина.
— Ты тоже умеешь предсказывать погоду?
— Нет. И тем не менее.
Они шли к машине. Валландера так и подмывало спросить у Анн-Бритт, что она делала на пристани. Но он так и не спросил.
В половине десятого их машина затормозила перед полицейским управлением Мальмё. Форсфельт уже ждал их на тротуаре. Он плюхнулся на заднее сиденье, объяснил Валландеру, куда ехать, и тут же завел с Анн-Бритт разговор о погоде. Когда машина остановилась у дома в Розенгорде, Форсфельт коротко рассказал о том, что произошло за вчерашний вечер.
— Известие о смерти бывшего мужа вдова приняла сдержанно. Лично я вообще ничего не заметил, но коллега, которая была со мной, утверждает, что от вдовы пахло вином. В доме неприбрано, и вообще, квартира очень обшарпанная. Младшему мальчику всего четыре года. Едва ли он осознает, что остался без отца: он его и так-то почти не видел. Старший сын, кажется, все понимает, а дочери не было дома.
— Как ее зовут? — спросил Валландер.
— Дочь?
— Жену. То есть, бывшую жену.
— Анетте Фредман.
— Она где-нибудь работает?
— Вот уж этого не знаю.
— На что же она живет?
— Понятия не имею. Но не думаю, чтобы Бьёрн Фредман был щедрым отцом. Он был не из таких.
Валландеру было не о чем больше спрашивать. Они зашли в подъезд и поднялись на четвертый этаж. В лифте валялись бутылочные осколки. Валландер обменялся взглядами с Анн-Бритт и покачал головой. Форсфельт нажал на кнопку звонка. Прошла почти минута, прежде чем им открыли. На пороге стояла женщина, очень худая и бледная. Худоба и бледность подчеркивались черным платьем. На незнакомые лица она глядела с испугом. Раздеваясь в прихожей, Валландер заметил, что кто-то выглянул в открытую дверь, ведущую в глубь квартиры, и снова исчез. Должно быть, дочь или старший сын, подумал Валландер. Форсфельт представил их хозяйке — обстоятельно и с большой доброжелательностью, без всякой спешки. Валландер подумал, что, наверное, мог бы многому у него научиться, как в свое время у Рюдберга. Вдова пригласила их в гостиную. Форсфельт сильно преувеличил, назвав квартиру обшарпанной. В гостиной стоял гарнитур с диваном, которым, похоже, еще почти не пользовались. Кроме того, имелись граммофон, видеоплеер и телевизор «Bang & Olufsen»; Валландер уже не в первый раз обнаруживал технику этой фирмы у людей, которым она должна бы быть не по карману. Анетте Фредман принесла кофе. Валландер прислушался: в семье есть мальчик четырех лет, в таком возрасте дети редко ведут себя тихо. Они сели за стол.
— Прежде всего я прошу вас принять наши соболезнования, — произнес Валландер, стараясь быть таким же доброжелательным, как Форсфельт.
— Спасибо, — ответила она голосом таким тихим и хрупким, что, казалось, он вот-вот сломается.
— Мне очень жаль, но я должен задать вам несколько вопросов, — продолжал Валландер. — Поверьте, я бы и сам предпочел отложить этот разговор.
Она молча кивнула. В этот миг дверь в одну из соседних комнат отворилась и в гостиную вошел крепкий мальчик лет четырнадцати. Лицо у него было открытое и приветливое, хотя в глазах читалась настороженность.
— Это мой сын, — сказала она. — Его зовут Стефан.
Валландер отметил про себя, что мальчик прекрасно воспитан: он обошел стол кругом, пожал каждому руку, а затем сел на диван рядом с матерью.
— Мне бы хотелось, чтобы он присутствовал при разговоре, — сказала вдова.
— Да, конечно, — ответил Валландер. — Я бы только хотел сказать… я очень сожалею о том, что случилось с твоим папой.
— Мы не так уж часто виделись, — ответил мальчик. — Но в любом случае, спасибо.
У Валландера сразу сложилось о нем хорошее впечатление. Стефан казался необычайно зрелым для своего возраста. Наверно, потому что мальчику пришлось занять пустовавшее место отца, подумал Валландер.
— Если я правильно понял, у вас есть еще один сын, — продолжал он.
— Он у моей подруги, играет с ее сынишкой, — ответила Анетте Фредман. — Я решила, что без него будет спокойнее. Его зовут Йенс.
Валландер кивнул Анн-Бритт, которая делала кое-какие пометки.
— Еще ведь есть старшая сестра?
— Да, Луиза.
— Но сейчас ее нет дома?
— Она уехала несколько дней назад. Ей необходимо успокоиться.
Об отъезде сестры сообщил мальчик. Он опередил мать с ответом, будто желая снять с нее непосильный груз. Его слова прозвучали спокойно и доброжелательно. И все-таки Валландер понял, что с сестрой что-то не так. Может быть, мальчик ответил немного быстрее, чем следовало? Или медленнее? Валландер заметил, что внимание Стефана мгновенно обострилось. Как будто он бесшумно выдвинул невидимые радиоантенны.
— Я понимаю. Недавние события должны были сильно подействовать на нее, — осторожно продолжил Валландер.
— Она очень чувствительная, — ответил брат.
Что-то тут не так, снова подумал Валландер. Но интуиция подсказывала ему, что сейчас допытываться не стоит. Лучше вернуться к девочке позже. Он мельком взглянул на Анн-Бритт Хёглунд. Похоже, она ничего не заметила.
— Я не стану повторять вопросы, на которые вы уже отвечали, — сказал Валландер и налил себе кофе, словно желая показать, что все идет как надо. Он чувствовал, что мальчик не спускает с него глаз. Во взгляде Стефана читалась настороженность, и из-за этого он немного напоминал птицу. Ему пришлось взвалить на себя слишком большую ответственность, подумал Валландер. Эта мысль огорчила его. Ничто не было так мучительно для Валландера, как видеть, что детям или подросткам приходится туго. Он подумал, что даже после ухода Моны никогда не перекладывал на Линду хозяйственные хлопоты. Может быть, он никудышный отец, но такого греха за ним не водилось.