«А у вас есть семья?»
«Да. Моя подруга проститутка, у нас маленькая горная хижина в борделе. Заходите, она сварит прекрасный кофе. У нас всегда чистенько и уютно, даже после землетрясения!»
От того, что такая картина не вызывает ни малейшего раздражения, становится страшно.
Ситуацию надо разрешать. Как угодно.
Я бреду по улице к входному порталу. Прохожу мимо павильончика какой-то авиакомпании, где скучает оператор. Рядом с павильончиком примостился нищий. Это тоже новое явление — побирушки в виртуальном пространстве, ещё месяц назад их не было.
Нищий опрятен, но оборван и тощ. Его фигура слегка просвечивает и дёргается рывками — таким способом пытаются продемонстрировать низкую скорость модема и слабость программного обеспечения.
— Help me… — стонет нищий.
— Бог подаст, — сообщаю я.
— Господин хакер, хотя бы один доллар… — плачется вслед нищий.
Говорят, большинство из этих нищих — русские. Говорят, что никто из них в деньгах не нуждается. Это просто забава «новорусских», редкое развлечение. Поклянчить, побыть в шкуре нищего. Якобы, модная и действенная психотерапия. Маньяк клялся, что навесил одному из таких нищих маркер, и тот оказался директором крупного банка.
— Я работал на «Микрософт», — бормочет нищий, плетясь следом. — Однажды я назвал «форточки» сырой программой, и похвалил «Полуось». На следующий день Билл Гейтс лично уволил меня и внёс в чёрный список. А я был крутым хакером… до чего же я опустился…
— На каком прерывании висит твой модем? — кричу я, оборачиваясь. — От чего зависит появление надписи «начните работу с нажатия этой кнопки» в «Виндоус-Хоум»? Три лучших способа завесить «форточки»? Кто придумал текстурную графику? Лучший протокол для модемов марки…
Нищий обращается в бегство.
Наверное, Маньяк не врал.
Но, по крайней мере, эти забавы менее опасны, чем уличные гонки, бывшие у нуворишей в моде год назад. Из-за них тогда было запрещено пользование личными машинами, и «Дип-проводник» победоносно занял рынок транспортных услуг.
Встреча с нищим развлекает меня, и к порталу «Лабиринта» я подхожу уже совсем в другом настроении. В боевом.
Толпа густая, как всегда. «Лабиринт» пока функционирует, значит, я всё рассчитал правильно. Но страх опоздать и в последнюю секунду уткнуться в закрытую дверь не отпускает. Протискиваюсь между игроками, спешу.
И лишь вводя свой код и выходя на тридцать третий уровень, я успокаиваюсь окончательно.
Начали!
Я — Стрелок!
На уровне — ветер. Скрипит, раскачиваясь, железная кабинка «Американских горок», полусползшая с рельсов и нависшая над самой головой Неудачника.
Прекрасно, ещё один способ смерти нашёлся.
— Эй! — кричу я, подходя. — Это я!
Неудачник поднимает голову. Может быть, это добрый знак.
— Скучаешь?
Я сажусь рядом с ним, и Неудачник сам стягивает респиратор. Смотрит на меня, устало и безнадёжно.
— Ты программа или человек? — в лоб спрашиваю я. Неудачник качает головой. Относи отрицание к чему хочешь…
— Ты в курсе, что тебя прозвали Неудачником? — говорю я. — Но, знаешь, даже Иову везло больше чем тебе! Твоя невезуха — это что-то уникальное!
Он, наконец, отвечает:
— Это не только моя… невезуха.
— Хочешь сказать, тебя плохо спасали?
Я говорлив и оживлён, как после выпивки. Мне надо немножко растормошить Неудачника. И, как ни глупо это звучит, убедиться, что он — не программа.
— Меня хорошо спасали. Просто никто не вышел за барьер.
— Какой барьер?
— Сознания.
Неудачник терпелив в своих объяснениях, но что с того? Ясности они не прибавляют.
— Давай мы отойдём из-под этой дряни, — глазами указываю на качающуюся кабинку. — Времени у нас мало.
— Ты всё равно не сможешь… — шепчет Неудачник, но послушно встаёт и пересаживается в сторону.
— Посмотрим, посмотрим…
Я жду, сам не зная чего. Обещанной Урманом акции, закрытия уровня?
— Неудачник… можно тебя так звать? Ты любишь стихи?
Молчание.
Программа может имитировать беседу, черпая ответы из моих же слов.
Но творить программы не умеют.
— Мой дядя, самых честных правил, — декламирую я. — Продолжай! А? Неудачник?
Он смотрит на меня с такой иронией, что делается не по себе:
— Когда не в шутку занемог… Стрелок, все русские дайверы знают наизусть лишь Пушкина?
— Анатоль?
— Да. Он вспомнил «чудное мгновенье».
Можно засмеяться над своей глупостью. Над теми клише, что вколочены в сознание. Но вместо этого я спрашиваю, и что-то во мне ломается, может быть пресловутый барьер, может быть — здравый смысл:
— А что читал Дик? Шекспира?
— Кэрролла, — отвечают мне со спины.
Дик стоит рядом. Анатоль метрах в пяти, с «BFG» наизготовку.
— Я точно так же сел рядом, — говорит Дик. — Сел…
Он садится перед безучастным Неудачником и произносит:
Twas brillig, and the slithy toves,
Did gyre and gimble in the wabe:
Я зачарованно жду. И Неудачник продолжает:
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
Из далеко далека «Виндоус-Хоум» издаёт тревожный писк и шепчет:
— Непереводимо! Нет в основном словаре. Непереводимо!
Дик поднимает на меня взгляд и спрашивает:
— Так, значит, по твоему мнению Неудачник — русский?
А ведь Урман задавал тот же вопрос.
— Кто ты? — спрашиваю я Неудачника. Тот улыбается, встаёт. — Кто ты?! — кричу я.
Он стал под дерево и ждёт,
И вдруг граахнул гром…
— говорит Неудачник.
Анатоль хохочет и подхватывает:
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнём!
Сумасшедший дом. И я в нём — самый тупой пациент.