Леди Сьюзан | Страница: 36

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Это великое событие наконец свершилось – мои дочери вышли в свет. Вы и представить себе не можете, как милые создания по мере приближения момента нашего выхода дрожали от страха и нетерпения. Перед тем как экипаж подали, я позвала их в свою гостиную и, как только они сели, обратилась к ним с такими словами: «Мои милые девочки, настал момент, когда я пожну плоды своих волнений и усилий, направленных на ваше воспитание. Нынче вечером вы вступаете в свет, в котором встретитесь со многими чудесными вещами; однако позвольте мне предупредить вас: не поддавайтесь влиянию безрассудства и пороков других, поскольку, поверьте, дорогие дети, если вы им поддадитесь, мне будет очень жаль». Обе уверили меня, что всегда станут вспоминать мой совет с благодарностью, а следовать ему – с тщанием; что они готовы встретиться со светом, полным как удивительных, так и шокирующих явлений; что они верят: их поведение никогда не даст мне повода сокрушаться о бдительной заботе, с которой я наблюдала за ними все их детские годы и сформировала их души… «Поскольку у вас такие ожидания и такие намерения, – воскликнула я, – мне не о чем тревожиться, и потому я с готовностью сопровожу вас к миссис Сдюжирс, не опасаясь, что вас развратит ее пример или заразит ее сумасбродство! Идемте же, дети, – добавила я, – экипаж уже подали, и я не стану ни на мгновение задерживать счастье, которого вы ожидаете с таким нетерпением». Когда мы приехали в Варли, бедная Августа едва дышала, в то время как Маргарет была воплощением живости и восторга. «Столь долгожданный момент наконец настал, – сказала она, – и уже скоро мы выйдем в свет…» Несколько мгновений спустя мы уже входили в гостиную миссис Сдюжирс, где она сидела вместе с дочерью, готовая принять нас. Я с восторгом отметила, какое впечатление произвели на них мои дочери… Девочки были милы и элегантны, и, хотя и несколько сконфужены по причине исключительности данной ситуации, в их поведении и приветствии чувствовалась непринужденность, которая не могла не быть приятной… Представьте, моя дорогая, какой восторг охватил меня, когда я узрела, как внимательно рассматривают они каждый попавшийся им на глаза предмет: одни вызывают у них отвращение, другие – восхищение, а все вместе – поражают! В целом, однако, девочки вернулись, испытывая восторг и от света, и от его обитателей, и от их манер.

Всегда Ваша

А.Ф.

Письмо второе – от юной леди, влюбленной без взаимности, к подруге

И почему это последнее разочарование такой тяжестью легло на мою душу? Зачем я по-прежнему испытываю его, зачем ранит оно меня глубже, нежели все те, что я пережила ранее? Возможно ли, что я чувствую нечто большее к Виллоуби, нежели ко всем его милым предшественникам? Или причина в том, что чувства наши становятся тем острее, чем чаще их ранят? Вынуждена предположить, дорогая Белл, что дело обстоит именно так, ибо я не испытываю к Виллоуби ничего, помимо того, что испытывала к Невилю, Фицоуэну или любому из Кроуфордов – ко всем, к кому я некогда питала самую длительную привязанность, способную согреть сердце женщины. Тогда скажи мне, дорогая Белл, почему я по-прежнему вздыхаю, когда вспоминаю верного Эдварда; или почему плачу, когда вижу его невесту, – потому что, несомненно, все обстоит именно так… Мои друзья сильно тревожатся за меня: они опасаются, что здоровье мое ухудшится, оплакивают мое уныние и со страхом ждут последствий и того, и другого. В надежде облегчить мою грусть, направив мои мысли на иные объекты, они пригласили нескольких друзей провести с нами Рождество. Леди Бриджит Мрачвуд со своей золовкой, мисс Джейн, должны прибыть в пятницу, а полковник Ситон с семейством приедет на следующей неделе. Все это, и с весьма добрыми намерениями, запланировали мой дядюшка и кузины, но чем мне поможет присутствие дюжины равнодушных людей? Они лишь утомят и расстроят меня… Я не стану отсылать письмо, пока не приедут первые гости.


Вечер пятницы

Сегодня утром прибыла леди Бриджит, а вместе с ней и ее милая золовка мисс Джейн… Хоть я и знакома с этой очаровательной женщиной более пятнадцати лет, однако же никогда ранее не замечала, насколько она прелестна. Теперь ей уже лет тридцать пять, и, несмотря на болезни, печаль и возраст, это настолько цветущая женщина, что на ее фоне меркнут семнадцатилетние девушки. Я была очарована ею, как только она вошла в дом, и она, похоже, была столь же приятно поражена мною и весь день не отходила от меня ни на шаг. Выражение ее лица такое милое, такое нежное, что невольно начинаешь сомневаться в том, что она смертна, как и все мы. Речь ее так же пленительна, как и внешность, и я не смогла удержаться и не поведать ей, какое восхищение она у меня вызвала…

– О мисс Джейн, – сказала я и умолкла, будучи не в состоянии выразить словами чувства, переполнявшие меня, – о мисс Джейн, – повторила я и не смогла подобрать слов, которые бы точно выразили мои чувства… Она, похоже, ждала продолжения; но я была сконфужена… растеряна… мысли мои перепутались… и я только и смогла выдавить: – Как поживаете?

Она увидела и почувствовала мою растерянность и, проявив восхитительное присутствие духа, избавила меня от нее, сказав:

– Дорогая София, не испытывайте неловкости оттого, что выдали себя: я поверну разговор, сделав вид, что ничего не заметила.

Ах! Как я полюбила ее за доброту!

– Вы по-прежнему много ездите верхом? – спросила она.

– Мой врач рекомендует мне верховую езду. Мы совершаем восхитительные прогулки верхом; у меня прекрасная лошадь, и это развлечение мне необычайно нравится, – ответила я, вполне оправившись от смущения, – и, говоря коротко, я езжу верхом довольно много.

– Вы совершенно правы, дорогая, – заметила мисс Джейн, а затем произнесла следующую фразу, представляющую собой экспромт и рекомендующую как верховую езду, так и нравственную чистоту: – Ездите верхом, где это дозволено, будьте чисты, где только можете. – И добавила: – Я тоже когда-то ездила верхом, но это было очень много лет назад… – Она произнесла это таким тихим и дрожащим голосом, что я промолчала: пораженная ее манерой высказывания, я не смогла ничего промолвить в ответ. – Я не ездила верхом, – продолжала мисс Джейн, взглянув мне прямо в глаза, – с тех самых пор, как была замужем.

Никогда еще я не была так поражена…

– Замужем, мадам?! – воскликнула я.

– Не нужно пытаться скрыть свое изумление, – ответила она, – поскольку только что сказанное мной должно казаться вам невероятным, и тем не менее нет ничего более правдивого, чем то, что некогда я была замужем.

– Но тогда почему вас называют мисс Джейн?

– Я, милая София, вышла замуж без благословения и даже без ведома своего отца, покойного адмирала Аннслея. Таким образом, необходимо было хранить эту тайну от него и от всех остальных, пока некая счастливая случайность не даст мне возможность раскрыть ее… Возможность эта, увы! пришла слишком скоро в лице преждевременной кончины моего дорогого капитана Смелвуда… Простите мне эти слезы, – продолжила мисс Джейн, вытирая глаза, – я никак не могу позабыть супруга. Он пал, милая София, сражаясь за свою страну в далекой Америке, после почти семи лет счастливейшего брака… Мои дети, два чудных мальчика и девочка, постоянно проживавшие со мной и моим отцом и считавшиеся им и всеми знакомыми детьми одного из моих братьев (хотя ни братьев, ни сестер у меня отродясь не бывало), до той поры составляли утешение моего сердца. Но не успела я потерять Генри, как эти славные создания заболели и умерли… Представьте себе, дорогая София, какие чувства я должна была испытывать, когда проводила своих детей до их преждевременной могилы, считаясь их тетушкой… Отец мой ненадолго их пережил: он умер несколько недель спустя, бедный, добрый старик, до своего последнего часа совершенно не подозревавший о моем браке.