— Я убивал людей на войне.
— А тот парень, из-за которого тебя загребли в инквизицию?
— Он был шпионом Гарриса.
— И ты считаешь, что его ты тоже убил на войне, — сказал Ланс. — На такой невидимой войне, да?
— Да.
— И это тебя оправдывает?
— В смысле?
— Я не вижу большой разницы между убийством человека на войне и любым другим убийством, — сказал Ланс. — И тут и там ты делаешь человека мертвым. Это главное. Обстоятельства, при которых произошло убийство, второстепенны.
— И это мне говорит человек, который был командиром наемников?
— Да, — сказал Ланс. — Именно он и говорит.
— Если следовать озвученному тобой принципу, то все солдаты — преступники.
— Есть места, где это мнение является довольно распространенным, — сказал Ланс. — Но лично я вообще не склонен рассматривать убийство человека как преступление. Есть, кстати, и такие места, где самого этого слова никто не знает. Есть народы, в языке которых вообще отсутствует слово «преступление».
— Как такое может быть?
— Если нет законов, то нет и преступников.
— Ты говоришь о каких-то дикарях.
— А что, дикари уже не люди? — спросил Ланс.
— Скорее, они еще не люди.
— Полная чепуха, — сказал Ланс. — Мы все дикари. Цивилизация — это миф. Это совершенно недееспособное образование, случайно созданное человечеством, оно обычно рушится при первых же признаках опасности и тщательно отстраивается снова, когда опасность минует. Я почитаю цивилизацию величайшей глупостью из всех, которую когда-либо придумывали разумные расы. Естественное состояние человечества — это варварство. Если опасность будет достаточно велика, человечество навсегда в него вернется.
— И ты такое тоже наблюдал? — саркастично уточнил я.
— Частенько, — сказал Ланс совершенно серьезно. — Термин «преступление» был придуман именно цивилизованными людьми. Для варвара не бывает преступлений. Когда варвар хочет пить, он идет и берет воду. Когда варвар хочет есть, он идет и берет еду. Когда варвар хочет женщину, он идет и берет женщину. И никогда не спрашивает разрешения у тех, у кого он берет эту самую воду и еду. И у женщин тоже разрешения не спрашивает. Для варвара не существует законов, которые могут удержать его от совершения того или иного поступка. Есть только один фактор, который может остановить варвара — у него может оказаться недостаточно силы для того, чтобы взять желаемое. Но к законам это по-прежнему никакого отношения не имеет.
— Это аморально, — заявил я. Ланс расхохотался.
— Мораль — это лишь костыли для человека, у которого нет собственных принципов. У меня есть собственные принципы. А у тебя?
— У меня есть совесть, — сказал я.
— Совесть — это очень сговорчивая дама, — сказал Ланс. — Любой взрослый и более-менее разумный человек может оправдать в собственных глазах самый нехороший свой поступок. Вплоть до предательства.
— Предательство оправдать нельзя.
— Можно. В собственных глазах оправдать можно все. Могу даже подсказать тебе самую простую формулировку: «Это было необходимо». Или вот еще одна: «Это было меньшее зло, по сравнению с…» Тут ты можешь подставить все что угодно. Что тебе больше нравится.
— Наверное, людям очень легко жить с такими принципами, — сказал я.
— А ты попробуй. Вдруг тебе понравится?
— У меня такое чувство, что ты надо мной издеваешься.
— Есть немного, — признался Ланс. — Но суть в том, что миром правит сила, а не совесть, закон или мораль. Совесть, закон и мораль, даже все вместе взятые, не смогут вернуть тебе трон, которого ты лишился. Кстати, а как ты его лишился? По совести? По закону? Нет. Гаррис взял его силой, презрев законы. И только сила поможет тебе его вернуть.
— Существуют ли еще какие-то философские концепции, о которых мне нужно знать? — поинтересовался я.
— Только одна, — сказал Ланс. — Ты должен запомнить, что на силу непременно находится другая сила.
— Всегда?
— Всегда, — Ланс потянулся. — А теперь давай спать. Может быть, это наш последний шанс выспаться в нормальных кроватях. А завтра мы попробуем найти в этом захудалом городишке лошадок поприличнее.
— Спокойной ночи, — сказал я.
— Спокойной ночи, принц.
Через пять минут с кровати Ланса уже доносился равномерный храп.
А я подумал о предательстве, которое, как оказалось, тже можно оправдать.
Интересно, Ланс просто трепался перед сном или хотел меня о чем-то предупредить?
Приличных лошадей в захудалом городишке найти не удалось. Любых других лошадей тоже. Оказалось, что в Брекчии вообще проблема с лошадьми — их реквизировали в пользу церкви и армии. А точнее — в пользу армии церкви.
В конце концов хозяин пустой конюшни посоветовал нам обратиться на соседнюю ферму, где, по его информации, еще могли остаться верховые животные, но предупредил, что даже если они и есть, то цену за них заломят несусветную.
Ланс рассудил, что, даже если мы и купим там лошадей, выложив за них последние деньги, нет никакой гарантии, что первый же встреченный нами патруль не реквизирует наших скакунов для нужд той же церкви, и купил билеты на дилижанс.
В полдень мы присоединились к нескольким фермерам, ремесленникам, студенту и какому-то по чину мелкому, но весьма крупному по объему священнику и двинулись в путь.
Обозреваемая из окна дилижанса предвоенная Брекчия производила тягостное впечатление.
Дороги были почти пустынны, лишь изредка мы обгоняли редких путников, двигавшихся к побережью, или же нас обгоняли редкие всадники, путешествующие в том же направлении.
Навстречу нам вообще никто не попадался.
Наверное, в ту сторону, откуда мы пришли и откуда в любой момент на страну мог обрушиться Черный Ураган, могла пройти только брекчианская армия; но то ли армия не спешила, то ли она выбрала какую-то другую дорогу.
Полевыми работами здесь никто не занимался. Несколько фермерских хозяйств, мимо которых мы проезжали, оказались и вовсе заброшенными и разграбленными мародерами или церковниками. Полагаю, что для самих фермеров здесь принципиальной разницы не было.
А на перекрестках дорог стояли виселицы. Много виселиц. И ни одна из них не пустовала.
Вороны тучами вились над повешенными разлагающимися телами. Некоторые трупы были уже настолько изуродованы падальщиками, что в них с трудом угадывались человеческие очертания.
В полдень наш дилижанс въехал в небольшой городишко, и мы тут же попали в затор из нескольких телег, карет и всадников. Дилижанс мгновенно оказался окружен людьми, которые рекой текли по улице, лавируя между за стрявшими в заторе транспортными средствами.