Может быть, и умерло. Если посчитать общее число людей, жизни которых унесли репрессии церковников…
— Не в этом дело, — сказал Ланс. — Те люди, которых ты видел на завоеванных землях, выглядят более веселыми потому, что самое худшее, что с ними могло приключиться — войну, — они уже пережили. А Брекчии это только предстоит.
— Может быть, — я пожал плечами.
— Есть еще один немаловажный фактор, — сказал Ланс. — Брекчия обречена. Даже если бы не было Гарриса и его войска, дни этого государства сочтены.
— Почему? То есть, если не Гаррис, что еще может угрожать стране?
— Население крайне отрицательно настроено к собственной власти, — сказал Ланс. — Точнее, к Церкви Шести, которой тут власть принадлежит. Подобные государства всегда очень плохо заканчивали свое существование.
— И что? Думаешь, Гарриса многие любят?
— Понятия не имею, — сказал Ланс. — Пока ты бродил по дорогам Империи, я тихо-мирно отдыхал в уютной каринтийской тюрьме. Я видел только имперских солдат, и они произвели на меня вполне приятное впечатление, — он хмыкнул. — Но я не видел Империи изнутри. Поэтому я сейчас говорю не про Империю, а про Брекчию.
— И много Брекчии ты видел из окна дилижанса?
— Достаточно, чтобы понять — будущего у этой страны нет, — сказал Ланс. — Любая власть существует ровно до тех пор, пока у нее есть поддержка большинства населения, пусть даже иногда эта поддержка исключительно молчалива. Власть кардиналов держится на одном страхе, а страх — очень ненадежный фундамент. Должно быть что-то еще.
— Например?
— Например, экономическое благополучие, которым тут и не пахнет. Уважение, — сказал Ланс. — Или даже любовь. Ты не поверишь, но есть страны, в которых люди любят своих правителей. Но уважение, а тем более любовь людям внушить очень сложно. Еще сложнее добиться экономического процветания страны. Внушать людям страх куда проще. Оттого и виселицы на перекрестках, и костры на площадях.
— И почему же тогда ты утверждаешь, что эта власть рухнет? Тут все должно быть пропитано страхом.
— Потому что у всего есть предел, в том числе и у страха, — сказал Ланс. — И когда люди доходят до определенной черты, они перестают бояться. Чаще всего на смену страху приходит ненависть. Этот предел у Брекчии уже близко.
— Когда ты успел это заметить?
— В первый же день путешествия в дилижансе, — сказал Ланс. — Люди уже не боятся ворчать на священников, которым принадлежит власть в Брекчии. Ненависть становится сильнее страха. Если бы не опасность вторжения Империи, в стране уже наверняка вспыхнули бы бунты. Сейчас же мы наблюдаем как раз тот случай, когда существование внешнего врага играет на руку верхушке властей предержащих. Я так думаю, что для простых граждан Брекчий самым легким выходом было бы быстро и вчистую проиграть войну Империи. Потому что в случае свержения местного правящего режима посредством революции крови прольется куда больше.
— Хорошо, что тебя не слышит никто из местных священнииков, — сказал я.
— Да, — согласился Ланс. — Им крупно повезло, что их здесь нет.
Забавно.
Ланс считает, что Гаррис принесет брекчианцам избавление, но ведь по сути Гаррис ничем не лучше церковников. Он так же, если не больше них, одержим властью. Так же стремится расширить сферы своего влияния. И даже охоту на чародеев он ведет наравне со священниками Шести.
— А вот тут я его понимаю, — сказал Ланс, и я догадался, что последнюю фразу я произнес вслух. — Магия может быть полезна на ранних стадиях развития общества, а потом она только мешает.
— Чем же она мешает?
— Она тормозит прогресс, — сказал Ланс. — Там, где распространена магия, наука почти не развивается. Феодальное общество, застывшее во времени на тысячи лет… Ты же в курсе, что люди уже рождаются с магическими талантами? И если у тебя такого таланта нет, то никакими занятиями, тренировками и медитациями ты его не разовьешь.
— Это мне известно, — сказал я. — И что в этом плохого?
— Плохое в этом то, что магия — это сила, — сказал Ланс. — А сила — это власть. И при наличии хорошо развитой в мире магии власть сосредотачивается в руках определенной и очень немногочисленной группы лиц, и передается она только по наследству. Наука же тоже может быть силой, но наукой способен, при известной доле усидчивости, овладеть любой желающий. Обычно развитие науки приводит к нарушению баланса силы, а следовательно, и баланса власти. А нарушение баланса не может понравиться людям, которые властью уже обладают,» данном случае волшебникам. Поэтому всевозможные маги и чародеи всячески тормозят развитие науки. Сие идет на пользу магам, но отнюдь не обществу, в котором они живут.
— О какой же науке ты говоришь? Какая наука может составить конкуренцию магии?
— Физика, — сказал Ланс. — Химия без приставки «ал». Математика. Но физика — в первую очередь. Именно она изучает силу.
— Ты хочешь сказать, что если им не будут мешать, то ученые могут сравниться силами с чародеями?
— Если не мешать — безусловно, — сказал Ланс. — И не только сравняться, но и превзойти их.
— Мне трудно такое представить, — признался я.
— А мне такое и представлять не надо, — сказал Ланс. — Я это видел.
— В других мирах? — саркастично уточнил я.
— Да, — он был совершенно серьезен.
— Расскажи мне о других мирах, — попросил я.
— Нечего рассказывать, — буркнул Ланс. — Они разные. Те миры, рассказ о которых ты в состоянии понять и принять, слишком похожи на твой собственный. А те, которые непохожи… Я не смогу объяснить тебе так, чтобы ты поверил в их существование.
— Я поверю, — пообещал я.
— Есть миры, где люди без всякой магии могут летать по воздуху, — сообщил Ланс. — Где железные корабли не тонут в море. Где люди, не имеющие к чародейству никакого отношения, заставили молнии служить на пользу человечеству. Есть миры, где люди летают к звездам. Где механизм может думать и даже способен сравниться по разуму с человеком. А то и превзойти его.
— Ты прав, — сказал я. — Я не верю.
— А я предупреждал, — хмыкнул Ланс. — Ты живешь не и самом отвратительном мире, принц, уж можешь мне поверить хотя бы в этом.
— А войны?
— А войны есть везде, — сказал Ланс. — И тут у вас разыгрывается не самый худший сценарий.
— Вот если б еще мне в этом сценарии не досталась одна из главных ролей… — пробурчал я.
— Все так говорят, — сказал Ланс и расхохотался. Я же не нашел в его словах ничего смешного.
Утром мы вошли в Армор.
Город как город.
Большой, шумный, грязный. Припортовые районы к тому же пропахли рыбой.
Ланс уверенно пробирался по людным улицам, прокладывая путь к порту. Я размышлял о том, каким же образом мы можем попасть на корабль, если у нас совершенно нет денег. Наняться матросами? Понимает ли Ланс хоть что-то в морском ремесле? Учитывая другие его таланты, может и понимать. Не удивлюсь, если окажется, что он раньше был не только капитаном наемников, но и капитаном корабля.