– А почему вы так неожиданно ушли с чаепития сегодня днем? Когда убили Россетера, я вас сильно подозревал.
– О… о… Хорошо. Дело в том, что я стеснителен, – ответил мистер Споуд со страдальческим видом. Все посмотрели на него внимательно, и он покраснел. – Да, стеснителен, – добавил он воинственно. – Я никого не знал, и мне казалось, что я некстати.
– Конечно, вы были кстати, – заметила растроганная Салли.
– Итак, Эрвин не убийца, – заключил Кадоган с некоторым разочарованием в голосе.
– Нет, – сказал Фен и добавил афористично: – Хотя, если бы всякому это дозволялось, он мог бы быть им. – Он окинул мистера Споуда оценивающим взглядом, словно людоед, размышляющий о кулинарных достоинствах христианского миссионера.
– Он – только Ложный След, – оскорбительным тоном заметил Кадоган. – Ложный След и Недостающее Звено, и безнравственный скупой эксплуататор божественного гения, то есть меня. И теперь он получил такую прорву денег, что даже и представить не сможет, что с ними делать, только за то, что потерял рукопись и не имел смелости в этом признаться. Ах, как мне бы пригодилась хотя бы малая толика этих денег!
– Да и мне, – обиженно заявил Фен, моментально отвлекшись от своей высокой цели из-за несправедливости и чудовищности экономической ситуации. – Но никто не оставляет мне денег. – Тут он взглянул на часы: – Бог мой! Нам пора идти.
– Ты так и не сказал нам, кто убийца.
– Да неужели? – откликнулся Фен. – Ну а кто, как по-твоему? Пораскинь немного умишком, сколько его у тебя ни есть милостью божьей.
– Ну… – нерешительно произнес Кадоган. – Пожалуй, Шарман.
– На каком основании?
– Ну, главным образом из-за слов этой Уинкворт: помнишь, она сказала, что, когда они вместе с Хейверингом и Россетером вместе сидели в одной комнате, они закрыли дверь? Значит, он мог в этот момент прийти к мисс Тарди и убить ее.
Фен широко улыбнулся.
– Но ты, кажется, забыл, что Россетер присоединился к Хейверингу и Уинкворт в 11.25. В 11.30, если верить словам Уинкворт, к ним пришел Шарман, а время смерти мисс Тарди не могло быть ранее 11.35.
– Хейверинг наверняка сочинил эту историю о времени смерти.
– Чего ради? Чтобы защитить Шармана, когда он сам умирает со страху, что угодит на виселицу?
– Ну, тогда он мог ошибиться.
– Я бы сказал, практически невозможно, так как он подошел к телу очень быстро после наступления смерти. Признаки на ранних стадиях вполне определенны.
– А не мог ли Шарман совершить убийство, когда вошел к мисс Тарди с револьвером? Помнишь, он болтал какую-то чепуху о вышедшей из строя электрической лампочке, чтобы объяснить свою задержку.
– Дорогой Ричард, Хейверинг сразу бы понял, что женщину убили ровно минуту назад. Это бы сразу указало на Шармана. И опять-таки, у Хейверинга нет никакого резона защищать его, раз уж все вышло наружу. В сущности, все говорит за то, что он не должен был бы этого сделать. И соответствие всех рассказов такое точное, и они содержат так много фактов, которые можно проверить, что все вполне может быть правдой. Но вот какая нестыковка в действительности есть в твоей теории: хотя Шарман и имел возможность задушить мисс Тарди между 11.25 и 11.30 или в 11.50, на самом деле она скончалась между 11.35 и 11.45.
– Ну ладно, – с раздражением согласился Кадоган. – Шарман не убивал ее. Тогда кто же убил?
– Разумеется, Шарман, – ответил Фен, шагая через всю комнату к двери, за которой был заперт Хейверинг.
– Ч-что? – заикаясь от негодования, произнес Кадоган.
Фен отпер дверь.
– Подумать только, Хейверинг-то спит! – сказал он, заглядывая внутрь. – Спит, повязав голову полотенцем, под гнетом совершенных им преступлений, – с этими словами он снова запер дверь.
– Послушай, Джервейс, это смешно. Ты только что доказал, что он не мог…
– Не стоит так стонать, – ответил, рассердившись, Фен, – Шарман убил Эмилию Тарди. Шарман убил Эмилию Тарди.
– Ладно-ладно! Ты же только что сам опроверг это. Не волнуйся ты так!
– О мои дорогие лапки! – сказал Фен. – Конечно, где тебе понять, как он это сделал? Ты слишком неумен. Ну, так или иначе, сейчас нам пора отправляться на встречу с Барнеби и его армией в дом Шармана. Салли, вам не стоит идти вместе с нами. Помните, этот человек уже убил двух.
– Я иду, – быстро ответила Салли.
Фен улыбнулся в ответ:
– К оружию! «Кто невредим домой вернется, тот воспрянет духом, станет выше ростом, при имени святого Криспина…» [341] Нет, может быть, не совсем так. В путь!
Джордж Шарман жил на Грейт-Кинг-стрит, улице с дешевыми жилыми домами возле Оксфордского вокзала. Дом, в котором он обитал вместе с приходящей стряпухой, которая готовила ему еду и делала вид, что убирает, стоял немного поодаль от основного ряда зданий и мог похвастаться чем-то вроде сада, если несколько чахлых кустиков рододендрона, массу буйно разросшейся травы, несколько кочанов капусты и две большие, но бесплодные яблони заслуживают этого гордого звания. Домик был мал, сложен из серого камня с белой облицовкой по фасаду, зеленая краска на деревянном крыльце облупилась и пошла пузырями. Он назывался «Гавань». Стряпуха, проводившая дни напролет за питьем стаута [342] и чтением бульварных романов, сидя в гостиной, возвращалась к себе домой в восемь вечера. Таким образом, когда Фен, Уилкс, Салли и мистер Хоскинс столкнулись с мистером Барнеби в конце улицы, мистер Шарман, по всей вероятности, был дома один.
Мистер Барнеби был полон эксцентричных планов. Он внимательно, хотя и без особого понимания, изучал под фонарем большой план города.
– Они все здесь, дорогой Энтони, – сообщил он мистеру Хоскинсу, – и под влиянием спиртных напитков изрядно разгорячились и преисполнились боевого духа. Определенно любой путь к спасению отрезан несколькими головорезами из оксфордской спортивной команды.
– Конечно, вполне возможно, что он уже ушел, – заметил Фен. – Но я не собираюсь полагаться на случай. Уилкс, ты не мог бы остаться подальше, в тылу, с Салли? – Уилкс, воинственно потрясая зонтиком, кивнул, и Фен был так поражен его немедленным согласием, что на минуту лишился дара речи. Опомнившись, он спросил:
– Мистер Барнеби, у вас кто-нибудь стоит у задней калитки?
– О, ну конечно же.
– Хорошо. Мистер Хоскинс, останьтесь здесь и помогайте мистеру Барнеби. Ричард, главный вход – твой. Я войду и побеседую с джентльменом, если только он здесь.