Изольда начала с торжественной укоризной в голосе:
– Жаль, что ты так и не дал мне играть журналистку, – сказала она Роберту. – Я понимаю, нет ничего глупей, чем оспаривать распределение ролей, но в таких вещах у меня гораздо больше опыта, чем у Хелен. Вот я и подумала, тем более раз мы с тобой так хорошо друг друга знаем…
– А разве мы хорошо друг друга знаем?
В голосе Изольды зазвучала холодная нотка:
– Не предполагала, что ты забудешь так быстро…
– Девочка моя, вопрос не в забывчивости. – Они оба невольно понизили голос. – Ты сама прекрасно знаешь, что мы никогда особенно не ладили. И приплетать это, когда речь заходит о распределении ролей…
– Дело не только в распределении ролей, Роберт, и тебе это известно ничуть не хуже, чем мне. – Она сделала паузу. – Ты повел себя со мной прегадко, и с тех пор – хоть бы строчка для меня в какой-нибудь пьесе! Да такое ни от кого стерпеть невозможно.
– Ты собираешься засудить меня за нарушение обещания? Уж будь уверена, тебе придется немало потрудиться.
– Ах, не строй из себя идиота. Нет, не стоило мне и заговаривать об этом! – преувеличенно трагическим тоном сказала она, подкрепляя свои слова театральными жестами. – Впрочем, должно быть, я и сама отчасти виновата, что не смогла удержать тебя – даже как любовница.
– У меня уже была любовница. – («Этот разговор, – подумал Роберт, – становится чертовски неловким: гораздо хуже, чем я предполагал».) Вслух он произнес следующее: – В любом случае, Изольда, я полагал, что мы уже давно обо всем договорились. Это никак не повлияло на распределение ролей, если ты это имеешь в виду. («Ложь, – подумал он, – но если человек так невыносим!..»)
– Я скучала по тебе, Роберт.
– Я тоже скучал по тебе, дорогая, по-своему. – Условности, которых требует вежливое обращение, начинали подтачивать решительность Роберта.
Изольда посмотрела на него широко раскрытыми невинными глазами, в которых едва не блестели слезы. Роберту уже показалось, что она вот-вот начнет по-детски сюсюкать.
– Дорогой, может быть, нам начать все сначала?
– Нет, милая, боюсь, что нет, – сказал Роберт, вновь обретая стойкость. – Даже если бы я счел это возможным (а я не считаю), то как бы отреагировал этот твой Дональд, или как-его-там, который сидит и смотрит на тебя влюбленными глазами?
Изольда отпрянула, резко откинувшись в кресле.
– Дональд? Надеюсь, ты понимаешь, что у меня достаточно хороший вкус, чтобы не воспринимать всерьез подобного юнца.
– Ну, он ведь особь мужского пола – я думал, это твое единственное требование.
– Не будь циником, мой милый. Это теперь не модно.
Роберт был удивлен отсутствием чувства собственного достоинства, побудившим ее сделать ему такое предложение. Отчасти из любопытства, он продолжил дразнить Изольду.
– Хелен, кстати, говорила мне, что он сильно в тебя влюблен. Он явно заслуживает, чтобы ты серьезно подумала, прежде чем настойчиво предлагать другим мужчинам пойти с тобой в постель.
– Что же я могу поделать, если в меня влюбляются! – Изольда тряхнула волосами – банальный жест, как бы означающий «Ну, уж за это я не отвечаю!»
– Если ты не любишь его, дай ему ясно понять, что все кончено.
Она усмехнулась.
– Не говори фразами из бульварных романов, Роберт. Он безнадежно молод, глуп, неуклюж и неопытен. И смехотворно ревнив к тому же. – В ее голосе проскользнула нотка самодовольства.
Пауза. Она продолжила:
– Боже! Как же я ненавижу Оксфорд! Всех этих нелепых идиотов, окружающих меня здесь! Театр и вообще все связанное с этим мерзким местом.
– Полагаю, тебе ничто не мешает отсюда уехать. Весь Уэст-Энд затаил дыхание в ожидании, какую роль ты хочешь играть и с кем в паре…
– Иди ты к черту! – Ледяная злоба внезапно послышалась в ее голосе.
– Что, Изольда, приятно вспомнить Уэст-Энд? – спросил сидящий на противоположном конце стола Николас, услыхавший пару последних фраз из их разговора.
– Заткнись, Ник, – сказала она, – не так ты сам блистаешь, чтобы встревать, когда речь идет об успехе.
Найджел заметил, какое принужденное выражение приняло лицо Николаса.
– Дорогая Изольда, – вкрадчиво отозвался он, – какое счастье, что ничто на свете не обязывает меня быть вежливым с такими стервами, как ты.
– Ах ты, жалкий парш… – Теперь она разрывалась от злобы. – Роберт, неужели ты позволишь ему так со мной разговаривать?
– Замолчи, Изольда, – ответил Роберт. – И ты замолчи, Ник. У меня нет никакого желания проводить оставшийся вечер в компании ссорящихся детей. Возьмите сигарету, – добавил он, помахав своим портсигаром.
Маленький неприятный инцидент, один из многих, которым было суждено привести к убийству. Но что поразило Найджела в эти несколько секунд, так это вид Дональда Феллоуза. Его буквально трясло от ярости: дрожащей рукой взяв сигарету, предложенную Робертом, он зажег ее и выбросил спичку, даже не пытаясь ее кому-то предложить. В его лице не осталось ни кровинки, а на лбу выступил пот. Найджел даже привстал с места в тревоге, что Дональд запустит в Николаса первым попавшимся под руку предметом. Дональд овладел собой – к счастью. Но Найджел понял, сколь сильна его страсть к Изольде, и был поражен.
Рэйчел спасла ситуацию.
– Как долго вы здесь пробудете? – спокойно спросила она у Найджела, который прекрасно ей подыграл.
– Около недели, я думаю, – ответил он как можно более обычным тоном. – Неделя благословенного отдыха от журналистики. Я пытаюсь воскресить свои воспоминания… – Пока он говорил, его взгляд тревожно скользил по компании. Он с облегчением обнаружил, что все немного успокоились и просто тихо дулись. – Конечно, сейчас здесь осталось совсем немного людей, которых я знаю с тех пор. Хотя забавно, что все так мало изменилось в Оксфорде, несмотря на войну. – Последовала неловкая пауза. – Вот о чем мне хотелось бы вас спросить, – обратился он к Роберту. – Могу ли я посмотреть одну из репетиций вашей пьесы? Если никто из труппы не будет против, разумеется. Я совсем мало знаю о театре, и это наверняка было бы мне чрезвычайно полезно и интересно.
– Всенепременно, – ответил Роберт немного отстраненно. – Завтра мы пройдемся по всей пьесе (конечно, только чтение). Первый акт будет поставлен в среду, второй и третий – в четверг, прогон – в пятницу и субботу, а в воскресенье – репетиция в костюмах. В понедельник опять в костюмах, соберем все в одно целое. Вот пьеса и готова. Думаю, некоторые старшие члены труппы будут против присутствия постороннего, но им придется смириться.
– О, если это хоть сколько-нибудь неудобно… – поспешно сказал Найджел.
– Помилуйте, разумеется, это удобно! Просто не привлекайте особого внимания, и все будет отлично. Дональд как-его-там будет приходить всякий раз, когда сможет улизнуть от своих хористов. Собирается прийти также профессор, с которым я познакомился вчера – его зовут Джервейс Фен, каким бы неправдоподобным это имя ни казалось…