— Удивительно, — бормотал профессор. — Столько фрагментов от самых разных живых тварей собрано в единое существо, рожденное из неописуемых ужасов…
Стентор кивнул:
— Было бы эффектнее, если б все это работало.
— Поменьше болтовни, — оборвал его профессор Вальдшнеп, — и побольше дела. Кладите его на стол. И не повредите, слышите? Ваше счастье, что я вам все спускаю с рук, разгильдяи! Стентор, колени сгибай, когда поднимаешь тяжесть!
— Прошу прощения, сэр.
Они натужились, приподняли тело, и вдруг Виверр отскочил в сторону. Стентор в одиночку придерживал Гротеска — наполовину на столе, наполовину на полу.
— Что еще не слава богу? — рассердился Вальдшнеп.
— Профессор, — нервно ответил Виверр, — а вы уверены, что оно мертвое?
— Это не «оно», а образец!
— Простите, сэр. Вы уверены, что образец мертвый? Мне… мне показалось, он двигается.
— Естественно. Вы же его и двигаете.
— Нет, сэр, по-моему, он сам по себе.
— Не представляю, как это возможно. Ритуал был прерван — к образцу поступила только малая часть крови Валькирии Карамболь.
— A-а… Действительно…
— Виверр, — сквозь стиснутые зубы проговорил Стентор. — Я не заметил, чтобы он шевелился. Ты, пожалуйста, подержи с той стороны, а то он сейчас рухнет.
— Да-да, прости, — промямлил Виверр.
Он нерешительно ухватился за огромную руку и стал помогать Стентору затащить Гротеска на стол.
Вдруг Виверр опять отпрыгнул.
— Ну, теперь я точно почувствовал — он шевелится!
Профессор Вальдшнеп нахмурил брови.
— Стентор?
— Я ничего не заметил, профессор.
— Честное слово! — закричал Виверр, пятясь от стола. — Он шевелится, я точно знаю! Он живой!
— В него перешло много энергии, — пояснил профессор Вальдшнеп. — Возможно, остаточный спазм… Простая мышечная реакция.
— Это был не спазм, — сказал Виверр. — Честное слово!
Профессор Вальдшнеп посмотрел на перебинтованное тело. Оно было большое, холодное и неподвижное.
— Ну хорошо, — сдался профессор. — Сколько Рубак у нас дежурит?
— Трое.
— Отлично. Мальчики, идите оба наверх, пригласите Рубак спуститься сюда. Скажите: у нас, возможно…
Тут Гротеск сел. Виверр с воплем отскочил назад, а Стентор замешкался. Гротеск ухватил огромной рукой его голову и раздавил, как яичную скорлупу.
Валькирия открыла глаза. Вроде кто-то кричал?
Она села на постели и посмотрела на дверь. В коридоре мигали лампы. Протопали бегущие шаги, и снова тишина. Что-то неладно. Что-то очень и очень неладно.
Она поднялась с кровати. Суставы громко протестовали, болела рука. Пол холодил босые ноги. Она прошлепала к стенному шкафчику, нашла там свои носки и ботинки, быстро натянула их, не зажигая свет, и уже набрасывала куртку, когда услышала, как кто-то зовет на помощь.
Потом еще какой-то звук, затем глухое «Бум!», и крик оборвался.
Это не Мстигер. Будь это он или Сангвин Дрязг, началась бы резня и шум. Тут что-то другое. Жуткое.
Валькирия подкралась к двери, выглянула, посмотрела в сторону лестницы и увидела, что в полутемном коридоре движется какая-то фигура, похожая на марионетку, у которой перерезали нитки. Она двигалась рывками, ее движения были скованными, нескоординированными, но становились увереннее прямо на глазах, как будто существо привыкало к собственному телу.
Вот оно вышло на свет.
Гротеск! Ожил…
Валькирия разглядела бинты, скреплявшие раньше его плоть, такие древние, что, кажется, вот-вот рассыплются в пыль. Между ними проглядывало тело, все в швах и шрамах. У грудной клетки был такой вид, словно ее нарочно раскрыли, кончики ребер торчали наружу.
На левом запястье виднелся крупный волдырь, а с внутренней стороны — толстый рубец. Правая рука была громадная, в узлах немыслимо переплетающихся мышц до самого плеча. Толстые пальцы оканчивались кривыми острыми когтями.
Бинты полностью закрывали лицо, даже не было щелочки для глаз. Местами повязки насквозь пропитались черной кровью.
Почему не работает сигнализация? Гротеск ожил, а тревога не объявлена. Валькирия забралась на стул, щелкнула пальцами — ничего. Сузив глаза, сосредоточилась, щелкнула еще раз и еще, пока не появилась искра. Девочка вырастила огонек, поднесла его к противопожарному датчику… Тут же включилась система тушения, сверху ударили струи воды, вой сирены расколол тишину.
Где-то послышались крики, мимо двери в палату пробежали трое Рубак. Они приблизились к Гротеску, и только тогда стало видно, какой он огромный, выше их всех. Рубаки привыкли справляться с грозными противниками, однако такого еще не встречали.
Гротеск отмахнулся от лезвия и схватил первого Рубаку за горло. Поднял над головой, одновременно другой рукой шмякнул второго о стену. Третий Рубака взмахнул косой. Гротеск ударил его трупом коллеги. Валькирия слышала, как ломаются кости.
Три секунды. Гротеск убил Рубак ровно за три секунды.
Валькирия попятилась к себе в палату. От льющейся воды она промокла до нитки. Бежать? Выйти из двери, потом направо, рывок по коридору к запасной лестнице и вниз. Гротеск ее не догонит, он пока еще медленно передвигается. Так почему же она не бежит?
Валькирия снова шагнула к двери. На стене напротив была видна тень, она приближалась. У Валькирии подкашивались ноги, болела рука, страх колотился в животе. Она нащупала позади себя стену и прижалась спиной. В палате недостаточно темно. Он ее увидит… Не увидит, у него нет глаз.
А потом бежать стало уже поздно, потому что Гротеск поравнялся с дверью палаты. С него ручьями лилась вода. До Валькирии долетел его запах — вонь плесени и формальдегида. Она замерла, не дыша.
Гротеск остановился. Валькирия напружинилась. Если он повернется к ней, она кинется на него, будет молотить кулаками по чему попало, швырять файерболы, пока пламя не охватит бинты. Как будто этим его можно остановить.
Он слегка повернул голову, словно прислушивался к чему-то помимо воя сирены. У Валькирии мелькнула мысль: неужели Гротеск способен ее почувствовать? Его радар так долго не использовали, он разладился и не функционирует как следует.
Валькирия чувствовала, как слабеют мускулы, в мозгу повеяло холодом. Ужас отнимал у нее силы. Мысль, что она не сможет пошевелиться, росла и крепла. Все ее знания и умения сейчас ничего не стоили. Боевые искусства, магия… Перед Гротеском она еще более беспомощна, чем Рубаки, которых он только что убил. Меньше, чем насекомое…