Больно ударившись, растянулась на нижней площадке, поднялась, цепляясь за перила, и понеслась вниз, прыгая через две ступеньки.
На первом этаже помчалась, куда указывали стрелки. Коридор был узкий, темный и очень длинный. Она бежала, пока не увидела зеленую надпись «ВЫХОД».
Валькирия вылетела за дверь, и в лицо ударил яркий солнечный свет.
— Валькирия! — крикнул Скелетжер.
Бентли с заведенным мотором стоял перед зданием, к нему быстрыми шагами приближался барон Мстигер. За хозяином тянулась целая свита — Сангвин Дрязг, Санненфельд и еще какие-то зомби.
Гротеск с негромким хлопком возник на пути. Валькирия увернулась от него и помчалась к бентли, который уже двинулся с места. Девочка кинулась к открытому окошку, Крапчак втащил ее в машину. Скелетжер вдавил в пол педаль газа. Танита, все еще без сознания, лежала на заднем сиденье. Валькирия оглянулась и увидела, что барон Мстигер подошел к Гротеску.
Чудовище повернуло голову, провожая машину взглядом.
— Пристегнись, — сказал Скелетжер.
У черного входа в Святилище выстроились Сайафин, Счастливчик и Рубаки с флангов. Бентли резко затормозил, Счастливчик рывком распахнул дверь и выволок Таниту.
Ее вены желтой паутиной проступали под восковой кожей, Танита едва дышала.
— С дороги, с дороги, — приговаривал Крапчак, расталкивая всех в стороны.
Счастливчик положил Таниту прямо на землю. Сайафин передала Крапчаку три разноцветных листа какого-то растения. Он туго свернул их, сжал между ладонями и закрыл глаза. Листья засветились, да так ярко, что руки профессора стали полупрозрачными, можно было разглядеть каждую косточку.
Свет померк. Сайафин подставила чистую пробирку, Крапчак чуть приоткрыл ладони. Истолченные листья мелкой цветной пылью посыпались в пробирку. Сайафин добавила туда несколько капель густо-красной жидкости, которая слабо пахла серой. Крапчак взял пробирку и встряхнул, перемешивая содержимое.
Счастливчик подал ему автоматический инжектор, и Крапчак вставил в него пробирку.
— Подержите ее, — велел профессор.
Счастливчик взял Таниту за плечи, Скелетжер держал одну руку, Валькирия придавила к земле другую. Рубаки придерживали ноги. Крапчак приложил инжектор к шее Таниты. Зашипел сжатый воздух, и содержимое пробирки проникло в кровь.
Танита забилась, Валькирия выпустила ее руку, снова схватила, навалилась коленями, чтобы удержать. Танита выгибалась и корчилась под действием противоядия. Желтые вены налились красным, мышцы вспучились узлами.
— Следите, чтобы она не подавилась языком, — сказал Крапчак.
Вдруг Танита обмякла, вены пропали, лицо приобрело нормальный цвет.
— Она поправится? — спросила Валькирия.
Крапчак изогнул бровь.
— Я гений магической науки или нет?
— А… да, гений.
— Значит, она, конечно, поправится. — Профессор отряхнул руки и огляделся по сторонам. — Так, а кто мне оплатит ремонт после наводнения?
У Валькирии все болело. Рука занемела, тело покрылось синяками. Она сама не заметила, как разбила губу, и под глазом откуда-то появился фингал — наверное, приложилась, когда опрокинулся грузовик или когда падала с лестницы.
Рядом с ней сидела надутая Танита. Она всегда обижалась, когда проигрывала в драке. После битвы с Белым Рубакой она почти до самого выздоровления просидела с мрачным видом, уставившись в окно.
Противоядие нейтрализовало отраву, рану зашили, и она уже поджила. При первой же возможности Танита наточила свой меч. Сейчас он лежал на тумбочке — как обычно, в черных ножнах.
Они были в Святилище, в комнате для заседаний. Мистер Счастливчик расположился на дальнем конце стола, Скелетжер подпирал стену, скрестив руки на груди.
Вошла Сайафин.
— Мы не знаем, где сейчас барон Мстигер и Гротеск, — начала она, не тратя времени на то, чтобы усесться. — Лунное затмение произойдет этой ночью, в два. Остается четыре часа до того, как Гротеск наберет достаточно силы и откроет портал. За это время мы должны найти и остановить его.
— Нельзя бросаться в бой очертя голову, — сказал Скелетжер. — Гротеск слишком силен. Даже Мстигер в доспехах лорда Гадда теперь очень опасен. Нам нужна помощь.
Сайафин покачала головой.
— Предложения о поддержке из-за границы отменены. За последние часы практически все Святилища мира подверглись нападению.
— Отвлекающий маневр, — сказал Скелетжер, — чтобы все занялись своими бедами и мы остались в изоляции.
— Так и произошло.
— У кого настолько мощная организация? — спросила Танита.
В разговор вступил Счастливчик:
— В данный момент это несущественно. Важно одно: мы можем рассчитывать только на свои силы.
— Вот, значит, как? — сказала Танита. — Те, кто находятся сейчас в этой комнате, должны одолеть и Мстигера, и Гротеска?
— Примерно так, — ответила Сайафин. — Мы вызываем всех своих агентов и оперативников, но, боюсь, они прибудут слишком поздно.
— Вы понимаете, что это, скорее всего, будет самоубийственная акция?
— Увы, да.
Танита пристально посмотрела на нее, потом пожала плечами.
— А, какого черта! Не зря же я старалась, точила меч.
Фургончик «Ледяной пингвин» сбавил ход и остановился. Санненфельд приоткрыл крышку и неуклюже выбрался из морозильника.
— Мы здесь! — крикнул Громила, хотя это было и так понятно.
Санненфельд не обратил внимания на этого урода. Ему хотелось ударить его, желательно лопатой. Но на это не было времени.
Он вылез из фургона, Громила — за ним. Зомби в здании старой больницы беспечно болтали. Санненфельд прошел мимо, даже не повернув головы. Ему предстояло важное дело.
В приемном покое психиатрического отделения находились барон Мстигер и Гротеск. Санненфельд замедлил шаги. Гротеска он боялся до обморока. Стоит тут, громадный, похожий на чудовище Франкенштейна, руки разного размера, голова в бинтах, все ребра наружу. Как-то негигиенично даже.
— Ты ожил, наконец, — сказал Хозяин. — Я вдохнул в тебя жизнь, мой Гротеск! Я взял нечто мертвое, давно охладевшее и создал новое, чудесное и ужасающее.
Барон резко повернул голову.
— Ты, мертвяк! Облачение!
Санненфельд, торопливо поклонившись, засеменил к стене. Там висело то, что Мстигер называл «подобающим облачением». Санненфельд видел лишь длинную тяжелую юбку, хотя не сомневался, что наряд имеет некое религиозное значение. С помощью Громилы он снял его со стены, и они вдвоем одели Гротеска. Хозяин тем временем продолжал: