– Румянцева! – раздался бодрый окрик. – Ты чего как на Северный полюс?
– Зима на дворе, не заметил? – вяло огрызнулась я, даже не оглянувшись на нашего штатного классного шутника Цветкова.
– Знаю, что не лето, – не отставал он. – Но мы-то в Европу едем!
Я невольно втянулась в глупый спор:
– И что?
– Там зимы намного мягче и теплее, – пояснил он нравоучительным тоном тетеньки, объявляющей прогноз погоды.
– Посмотрим, – бросила я и отвернулась.
Интересно, почему в нашем классе всех так волнует, не слишком ли тепло ты одета? Стоит осенью первой натянуть на уши шапку, как в школьном дворе обязательно услышишь в спину издевательский вопрос:
– Румянцева, тебе не холодно?
И ничего не приходит в голову в ответ, кроме такого же тупого:
– А тебе не жарко?
Раньше я здорово стеснялась, что обычно одета теплее всех, и всеми силами боролась с бабушкой, благодаря которой это и происходило. Однажды дело дошло до маразма: собираясь в школу первого сентября, я наотрез отказывалась надевать теплую куртку, желая щеголять в легкой ветровке. Утро выдалось очень холодным, и по дороге я продрогла как суслик. Заметив это, провожавшая меня бабушка поинтересовалась:
– Не жалеешь, что в теплой куртке не пошла?
Ответ я выдала шедевральный:
– А почему ты не настояла?
Этот случай доказал мою полную некомпетентность в вопросах выбора одежды и подарил бабушке прекрасный аргумент, которым она успешно пользовалась – стоило мне отказаться от очередного утепления, как она немедленно вспоминала:
– А помнишь, ты сказала?..
И крыть мне было нечем.
В этот раз я даже особенно не сопротивлялась дубленке и меховой шапке – хотя мы ехали в Европу, зиму никто не отменял, к тому же нам предстояло много гулять, а это тоже не располагало к легким курткам и осенним ботинкам.
– Высокие у тебя отношения с одноклассниками, – прокомментировал незаметно оказавшийся рядом Женька.
– Не выше твоих, – отозвалась я, заведенная перепалкой с Цветковым.
– Меня не волнует, как одеты одноклассницы!
– Да ладно! – не поверила я. – Если ты им об этом не говоришь, это еще ничего не значит!
– Думать и говорить – разные вещи, – не согласился он.
Поняв, что и этот ненужный спор может затянуться, я предпочла не отвечать.
Ну и день сегодня! Казалось бы, сплошной восторг и упоение – мы с классом едем на зимние каникулы в Прагу, там же будем встречать Новый год, первый раз за границу без родителей… Но парни, как обычно, умудрились испортить настроение. И если к приколам Цветкова, да и к нему самому, я была, по большому счету, равнодушна, споры с Женькой, хоть и стали давно привычными, все же оставляли на душе неприятный осадок.
Вообще-то, до недавнего времени Женька не являлся моим одноклассником. Мы с ним друзья с младенчества: познакомились в детском саду и до сих пор не раздружились – конечно, в основном благодаря крепкой дружбе наших мам. А вот в школы мы пошли разные, где и проучились до девятого класса. В десятом наш класс неожиданно стал гимназическим, и Женькина мама недолго думая перевела его к нам, благо жили они в том же районе.
Я бы удивилась, как здоровенного парня можно куда-то перевести, если бы плохо знала Женьку – полного пофигиста во всем, что касалось учебы. Я подозревала, он даже до сих пор не определился, куда будет поступать, – всего лишь подозревала, ибо мы с ним никогда эту тему не обсуждали. Стоило мне завести такой разговор, Женька отмахивался:
– Там видно будет, ближе к делу решим.
– Куда уж ближе, – втолковывала я. – Десятый класс!
– Какая ты зануда, мамочка, – морщился он.
И я прекращала просветительские беседы – становиться «мамочкой» мне совершенно не хотелось. И без этого в наших с Женькой отношениях было много запутанного.
Мы уже два раза путешествовали вместе: прошлым летом катались с мамами по Скандинавии, а в июле этого года ездили в Ирландию в гости к Женькиной тете. И в обе эти поездки с нами приключалось что-то вроде солнечного удара, как в рассказе Бунина.
В Норвегии у нас едва не завязался роман, который после возвращения домой увял, толком не начавшись. Лишь в редкие моменты, когда мне хотелось отвлечься от унылой действительности и мысленно перенестись куда-нибудь подальше, память услужливо подсовывала до боли яркую картинку – наш единственный поцелуй на ветреной набережной Осло [1] . Я так измусолила это воспоминание, что теперь мне уже казалось – ничего такого и не было, все произошло только в моих фантазиях.
А в Ирландии случилась романтическая история с Женькиным троюродным братом Максимом – да, признаю, у меня на две недели снесло крышу, и потом она долго не хотела возвращаться на место. Женька жутко ревновал, и это не могло не радовать, хотя я подозревала, что причиной послужили чисто собственнические чувства: как это я посмела кому-то понадобиться, кроме него, любимого? [2] Но и эта история не имела продолжения: после нашего возвращения мы с Женькой, словно сговорившись, обходили эту тему молчанием. С Максимом тоже с тех пор не общались – координатами мы не обменивались, но узнать их было легко, вот только никто почему-то не желал делать первый шаг…
– Так! – энергично воскликнула Ириша – так мы по-свойски привыкли называть нашу классную Ирину Владимировну, даму невредную и непридирчивую, но слишком уж суетливую и заполошную. – Все на месте, так что сейчас организованно идем регистрироваться на рейс и сдавать багаж!
«Все на месте» – как будто кто-то мог потеряться по дороге, словно несмышленый первоклассник, или передумать лететь в Прагу и с полдороги вернуться домой!
Пройдя все необходимые процедуры, мы дружным стадом прошли паспортный контроль. Впереди было самое интересное – досмотр личных вещей с легкими элементами стриптиза.
– И что с этим делать? – моя подружка и соседка по парте Ленка растерянно смотрела, как все вдруг начали раздеваться и разуваться.
За границей она еще не бывала и на самолетах не летала, и я уже собиралась провести для нее разъяснительную работу, когда инициативу неожиданно перехватил Женька.
– Берешь вон там корзинку и кладешь туда обувь, а на ноги надеваешь бахилы, – принялся пояснять он. – А в другую корзинку кладешь верхнюю одежду, сумку, ремень не забудь снять…