Волки на переломе зимы | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он снова повернулся и пошел дальше на восток. Он намеревался дойти до самого конца этого изумительно иллюминированного леса. Но туман продолжал сгущаться и уже висел на ветвях перед и позади Ройбена.

Лучше вернуться.

И тут все огоньки погасли.

Ройбен замер на месте. Его окружала непроглядная тьма. Он, конечно, сразу понял, что случилось. Рождественская иллюминация была подключена к системе внешнего освещения поместья, которая всегда выключалась в полдвенадцатого ночи, – и, соответственно, вместе с нею и волшебные огни рождественской Страны чудес.

Он резко повернулся и зашагал назад, но тут же наткнулся на ветку и споткнулся о корень. Он не видел ровным счетом ничего.

Вдали все еще виднелся свет в окнах библиотеки и столовой, указывавший ему направление, но проглядывал он еле-еле. К тому же в любой момент и эти лампы могли выключить – никто ведь не имел представления о том, что он бродит в ночном лесу.

Он прибавил было шагу, но тут же споткнулся и, едва успев выбросить вперед руки, упал на мокрые опилки.

Он влип в пусть забавную, но изрядную неприятность. Сейчас его не выручало даже великолепное по сравнению с любым человеком зрение.

Он поднялся на ноги и поплелся вперед медленными мелкими шажками. Свободного места, где можно было пройти между деревьями, вполне хватало, нужно было лишь угадать его. Но через несколько шагов он снова упал, а когда опять встал, то не увидел света нигде.

Что же делать?

Он не сомневался, что может трансформироваться в любой момент – раздеться и трансформироваться, – и тогда он без всякого труда отыскал бы дорогу. В облике морфенкиндера он не заблудился бы и в этом жутком лесу.

Но что, если Лиза или Хедди еще не спят? Что, если кто-то из них ходит вокруг дома и, допустим, меняет лампочки? Да и Жан-Пьер может быть в кухне, он ведь почти не выходит оттуда.

Будет очень глупо, если его обнаружат, да и смешно было бы трансформироваться по столь пустяковому поводу, а потом поспешно возвращать себе человеческий облик и, дрожа от леденящего холода, поспешно одеваться возле черного хода. Абсурд, да и только!

Нет, нужно всего лишь осторожненько идти по лесу.

Он снова сдвинулся с места, выставив перед собой руки, но тут же зацепился носком ботинка за торчавший из земли корень и потерял равновесие. Однако на сей раз что-то удержало его от падения. Что-то прикоснулось к нему, подхватило под правую руку, и он сумел устоять на ногах и выпутаться из древесного капкана.

Что это было – плети ежевики или просто кусты, проросшие из корней? Он понятия не имел. Он застыл на месте. Рядом с ним что-то двигалось. Олень забрел в дубраву? Но Ройбен не чувствовал запаха оленя. Через некоторое время он осознал, что движение происходит не в каком-то одном месте, а вокруг него. Движение беззвучное, без хруста лежащих на земле веток, без шороха листьев…

Он снова ощутил прикосновение к своей руке, а потом что-то вроде ладони, крепкой ладони, легло ему на спину. Кто-то или что-то подталкивало его вперед.

– Марчент! – прошептал он, сохраняя неподвижность и отказываясь подчиниться направлявшей его руке. – Марчент, это ты? – Ответа не последовало. Темнота была столь густа, что он не увидел даже собственной поднятой руки, но неведомое существо, или кто это был, не выпускало его и продолжало попытки сдвинуть его с места.

Трансформация началась мгновенно, он даже не успел решить, стоит ли ему преображаться. Одежда начала трескаться по швам, затрещали отрывающиеся пуговицы. Поспешно сорвав плащ, он бросил его наземь. Звучно лопнула кожа ботинок, и он выпрямился во весь свой морфенкиндский рост. Теперь он мог видеть сквозь тьму, ясно различать стволы деревьев, контуры их крон и даже крошечные лампочки, скрывающиеся в листве.

Существо, державшее его, поспешно попятилось, но, обернувшись, Ройбен разглядел его, бледную мужскую фигуру, почти сливавшуюся с плававшими вокруг клубами тумана, а вскоре заметил и другие фигуры. Мужчины, женщины и поменьше, вероятно, дети. Но кем бы они ни были, они поспешно отступали, все так же не производя ни единого звука, и через некоторое время скрылись из виду.

Ройбен направился домой. Оставшиеся от одежды лохмотья он перекинул через плечо и легко бежал по лесу.

Остановившись возле темного окна пустой кухни, он отчаянным напряжением попытался вернуться в человеческий облик, но у него ничего не вышло. Закрыл глаза, собрал всю силу воли для обратного превращения, но волчья шкура не желала сходить. Пригнувшись за валуном, он снова всмотрелся в лес и опять увидел те же фигуры и очень медленно направился к ближайшей из них, к мужчине, который, судя по всему, наблюдал за ним. Худощавый, большеглазый мужчина с очень длинными темными волосами смотрел на него с легкой улыбкой. Одет он был просто и легко – в какую-то очень старомодную рубашку с рукавами-буфами, – но его силуэт уже начал бледнеть.

– Ну ладно… вы ведь не желали мне ничего плохого, верно? – полуутвердительно произнес Ройбен.

Со стороны леса донесся негромкий шелестящий звук, но это был не шорох листьев на кустах или ветках. Так смеялись эти странные существа. Ройбен успел разглядеть бледный профиль, длинные волосы. И они снова скрылись.

Он тяжело вздохнул.

Внезапно раздался негромкий, но резкий звук. Кто-то чиркнул спичкой. Только бы не Лиза или кто-то еще из слуг!

За северной стороной дома вспыхнул свет, который, похоже, пронзал туман, отчего тот сделался похожим на густой рой золотых пылинок. В этом свете Ройбен вновь увидел их: мужчин, женщин и фигурки поменьше, но все они тут же исчезли.

Скрипя от напряжения зубами, он торопил превращение. Свет между тем становился все ярче, и в конце концов его источник появился из-за угла слева. О боже, только не это! К нему, держа над головой керосиновую лампу, приближалась Лиза.

– Входите в дом, мистер Ройбен, – сказала она, похоже, не только не испугавшись, но даже ничуть не удивившись его волчьему облику. Напротив, она даже сделала движение, будто собиралась подать ему руку, и добавила: – Пойдемте!

Глядя на нее, Ройбен испытывал очень странные эмоции – нечто вроде стыда или что-то очень близкое к стыду, причем острому, как никогда в жизни, оттого, что стоит перед нею голый, в образе чудовища, а она знает его имя, знает, кто он такой, и может глядеть на него со своей обычной бесстрастностью, несмотря на то, что он не хочет, чтобы она его видела таким, и не давал на это разрешения. Он с болезненной ясностью ощущал и свою величину, и то, каким выглядит его лицо, покрытое шерстью, с безгубой пастью вместо рта.

– Пожалуйста, идите в дом, господин Ройбен, – сказал он.

– Я приду, когда буду готов.

– Отлично, – ответила она. – А их бояться не нужно. Тем более что они уже ушли. – Она поставила лампу на землю и удалилась.

Ужас! Стыд и срам!

Для обратной трансформации ему потребовалось не менее пятнадцати минут. По мере того как с него опадала густая волчья шерсть, ему становилось все холоднее – до дрожи. Он поспешно натянул рваную рубашку и то, что осталось от брюк. Ботинки и плащ валялись где-то в лесу.