Волки на переломе зимы | Страница: 52

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он медленно поднялся, отодвинув кресло ногами и не опираясь руками ни на стол, ни на подлокотники. Ройбен обратил на это внимание и в очередной раз изумился росту Элтрама. Шесть футов шесть дюймов, прикинул он. В нем самом было шесть футов три дюйма, Стюарт был выше его ростом, а Сергей – еще немного выше.

– Благодарю за то, что вы пригласили нас, – сказал Элтрам. – Вы не представляете себе, насколько высоко мы ценим вашу благосклонность, ваше гостеприимство и само ваше приглашение в дом.

– Интересно, сколько Лесных джентри сейчас находится в этой комнате? – вновь вступил в разговор Маргон. – Сколько вас шляется по дому? – Он совершенно откровенно грубил. – Интересно, намного ли лучше вы видите, когда лепите для себя материальное тело, когда напитываете элементарные частицы своими слабыми электрическими полями и сужаете поле зрения до тех пределов, которые допускают эти изумительные зеленые глаза?

Элтрам опешил. Он отступил от кресла, продолжая смотреть на Маргона и мигая при этом, как будто Маргон излучал ослепительный свет. Потом свел руки за спиной.

Ройбену показалось, что Элтрам что-то прошептал – совершенно беззвучно.

Послышались негромкие частые хлопки, по комнате пронесся ветерок, заставивший заметаться огоньки свечей и пламя в камине, а потом вокруг снова сомкнулась полутьма, в которой постепенно проступало множество человеческих фигур. Ройбен, отчаянно моргая, смотрел по сторонам и пытался разглядеть их яснее, но они проявлялись сами собой – множество женщин с невероятно длинными волосами, и детей, и мужчин в таких же замшевых нарядах, как и у Элтрама, большие, маленькие, среднего роста, самые разные; они уже заполнили всю комнату и находились и перед Ройбеном, и за спиной Ройбена, и по сторонам, и в углах.

У Ройбена закружилась голова, он ошалел от суеты, жестов, неразборчивого шепота множества голосов, сливавшихся в ровный гул, похожий на жужжание насекомых вокруг цветочной клумбы в разгар лета, он пытался уловить ту или иную из мелькавших перед ним бесчисленных деталей – длинных огненно-рыжих волос, белокурых волос, седых волос, взглядов, чуть ли не физически сталкивающихся над столом, испуганно трепещущие огоньки свечей и даже руки, прикасающиеся к нему, похлопывающие его по плечам, треплющие его щеки, гладящие его по голове. Ему казалось, что он вот-вот лишится чувств. Все, что он видел, казалось вполне материальным, живым, и все же с каждым мгновением пульсация окружающего ускорялась, как будто стремилась к некоему апофеозу. Стюарт, сидевший напротив него, сдвинув брови и приоткрыв рот в беззвучном стоне, одурело крутил головой.

Маргон вскочил на ноги и озирал происходившее яростным взглядом. Похоже, он никак не ожидал встречи с таким количеством Лесных джентри. Они загородили от Ройбена Лизу, но он видел Феликса, который улыбался – персонально! – многим из Лесных джентри, одобрительно кивал, а толпа становилась все плотнее и плотнее, постепенно выталкивая передних все ближе к сидевшим за столом хозяевам дома, так что уже можно было явственно рассмотреть в свете свечей их лица, лица самых разных типов и цвета кожи – североевропейские, азиатские, африканские, средиземноморские; Ройбен не мог бы точно определить их расовую принадлежность и угадывал лишь интуитивно – все походили манерами и одеждой на жителей глухой сельской провинции, но казались одинаково доброжелательными. Ни на одном лице он не заметил ни недоброжелательности, ни даже любопытства или какой-то навязчивости; они были в большинстве своем скорее вялыми и маловыразительными. Из толпы доносились негромкие смешки, выделявшиеся на звуковом фоне, будто нарисованные тонким пером, и тут же он снова осязал прикосновения стоявших вокруг, а напротив две фигуры склонились и расцеловали Стюарта в обе щеки.

А потом внезапно с порывом ветра, сотрясшим дом до самых стропил, вся толпа исчезла.

Стены скрипели. В камине рокотал огонь, стекла звенели так, будто вот-вот вылетят. По всему дому прошел громкий зловещий треск, тарелки на сервировочном столе задребезжали, тонко зазвенел хрусталь.

Лесные джентри исчезли. Дематериализовались. Или что-то в этом роде.

Свечи погасли.

Лиза с полузакрытыми глазами стояла, привалившись к стене, словно дело происходило на пляшущем в штормовом океане корабле. Стюарт сидел белый, как мел. Ройбен с трудом сдержал порыв сделать крестное знамение.

– Впечатляющее преставление, – ядовито бросил сквозь зубы Маргон.

Вдруг потоки дождя с такой силой хлестнули по окнам, что стекла задребезжали и, кажется, выгнулись внутрь. Весь дом скрипел и шатался, со всех сторон слышался пронзительный вой ветра в дымовых трубах. Дождь оглушительно барабанил по крыше и стеклам.

А потом в мире, милом знакомом мире, окружавшем их, наступила тишина.

Стюарт звучно втянул ртом воздух и закрыл лицо руками, продолжая, впрочем, сквозь пальцы наблюдать за Ройбеном. Нетрудно было понять, что он в полном восторге.

Ройбен с трудом сдержал улыбку.

У Маргона, который так и стоял, скрестив руки на груди, был, как ни странно, довольный вид, будто он сумел убедительно настоять на своем. Но вот на чем именно, Ройбен не мог понять.

– Никогда не забывайте того, с чем вы только что столкнулись, – сказал он Ройбену и Стюарту. – Подтолкнуть их к проявлению силы очень легко. Я никогда не переставал дивиться этому. И еще – не забывайте, что рядом с вами в любой момент может быть множество этих существ, мириады бесприютных, не знающих покоя мятущихся призраков.

Феликс, внешне спокойный и собранный, смотрел на полированную столешницу, в которой Ройбен отчетливо видел отражение огня.

– Прислушайся к ним, дорогая Марчент, – с чувством произнес Феликс. – Прислушайся к ним и позволь им осушить твои слезы.

16

Где они? А какая разница? Ройбен и Стюарт настолько проголодались, что это им было совершенно все равно. К тому же они изрядно устали. Полуразрушенная старая вилла находилась на склоне горы в окружении труднопроходимых экваториальных джунглей. В арочных окнах не было стекол, на колоннах в древнегреческом стиле почти не осталось штукатурки, полы устилал толстый слой опавших листьев и грязи. В чахлом кустарнике, пытавшемся заполонить коридоры и лестницы, кишели мириады голодных тварей.

Хозяин, Хьюго – первый морфенкиндер, помимо Почтенных джентльменов, с которым довелось встретиться Ройбену и Стюарту, – оказался громадным мужчиной с настолько длинной немытой свалявшейся шевелюрой, что определить, что у него каштановые волосы, было непросто, и горящими маниакальным блеском черными глазами. Одет он был в лохмотья, когда-то бывшие рубашкой и шортами цвета хаки, босые заскорузлые ноги покрыты застарелой коркой грязи.

После того как он проводил их в замусоренные комнаты, где для гостей в качестве ложа имелись волглые грязные матрасы, и удалился, Сергей чуть слышно сказал:

– Вот так бывает с морфенкиндерами, которые постоянно ведут животный образ жизни.

На вилле стоял смрад, как в городском зоосаде среди жаркого лета. И жара после промозглой холодной сырости Северной Калифорнии казалась даже приятной. Тем не менее в воздухе витали какие-то токсины, от которых на Ройбена накатила усиливавшаяся с каждым шагом вялость.