Снова заморосил дождь.
Поначалу люди не обращали на него внимания, но постепенно начали скапливаться под навесами и крытыми входами в магазины. Небо стало быстро темнеть, в витринах и окнах загорелись новые огни, а вскоре зажглись и уличные фонари на прекрасных кованых чугунных столбах.
Уже через несколько минут в атмосфере вновь разлился праздничный дух, и шум толпы стал, казалось, даже громче, чем раньше. И даже разноцветным электрогирляндам, перекинутым через улицы, прибавилось яркости.
Вдруг откуда-то появились Стюарт и Маргон, сообщившие, что время близится к четырем и нужно ехать домой, чтобы переодеться к приему.
– Сегодня мы как хозяева должны быть в смокингах, – сказал Маргон.
– В смокингах? – удивился Ройбен.
– Не беспокойся, Лиза все приготовила. Но сейчас действительно пора поспешить домой, чтобы быть готовыми встретить первых гостей, когда они начнут покидать ярмарку.
Издалека Ройбену помахал Феликс, но его тут же закрыли желающие поздороваться с ним и поблагодарить, пусть даже на ходу.
В конце концов они все же собрались вместе. Фил – он приехал отдельно от прочих родственников – направился к своей машине.
Перед тем как покинуть город, Ройбен еще раз огляделся по сторонам. Перед входом в «Таверну» с новым воодушевлением звучали чистые голоса исполнителей хоралов, которым наступление темноты словно прибавило вдохновения. Теперь к ним присоединились скрипач и молодой парнишка, игравший на деревянной дудке. Он всмотрелся издалека в дудочника; тот был одет в коричневый замшевый костюм, длинные волосы ниспадали на плечи. А правее, в тени, он разглядел Элтрама и Марчент; склонив голову на плечо спутника, она тоже любовалась юным музыкантом.
В ярко освещенном павильоне на террасе играла музыка и копошился народ. Оркестр еще раз репетировал с детским хором, и помещение заполняли поистине магические и величественные звуки. Фил приехал раньше; он уже стоял здесь, скрестив руки на груди, и, не скрывая благоговения, слушал музыку. Репортеры и фотографы из газет близлежащих городов поспешно снимали; навстречу вышла группа ряженых в средневековых костюмах – в основном подростки. Феликс представился им, представил своих спутников, сообщил, насколько рад видеть их всех, и велел расположиться в дубраве поблизости.
Ройбен кинулся в свою комнату, чтобы переодеться. Побив все рекорды скорости, он принял душ, а потом оделся в парадный костюм – с помощью Лизы. Она вдела запонки в манжеты накрахмаленной сорочки и завязала на Ройбене черный шелковый галстук. Смокинг оказался действительно «как на него сшит» – Лиза не бросала слов на ветер. Обрадовался Ройбен и тому, что она приготовила для него черный поясной ремень, а не кушак-камербанд; их он терпеть не мог. Блестящие лакированные туфли тоже идеально подошли на ногу.
Когда появился Стюарт, Ройбен не смог сдержать смеха: настолько неуютно чувствовал себя его юный товарищ в роскошном вечернем костюме, который, впрочем, очень ему шел, отлично сочетаясь, как ни странно, с веснушками и курчавой шевелюрой.
– Ты растешь прямо на глазах, – сказал Ройбен. – Похоже, ты уже догнал Сергея.
– Неуправляемое деление клеток, – пробормотал Стюарт, – только и всего. – Он был явно взволнован. – Нужно отыскать моих друзей, монашек из школы и еще медсестер. И мою бывшую девушку… Когда я перестал скрывать свои вкусы, она грозилась покончить с собой.
– Знаешь, что я тебе скажу? Все так хорошо и красиво сделано, подготовлено столько всяких интересных и приятных вещей, что тебе вовсе незачем лезть из кожи. С твоей знакомой, надеюсь, все в порядке?
– О, да, – охотно ответил Стюарт. – В июне она собирается замуж. Мы с нею постоянно переписываемся по «мылу». Я уже помогаю ей выбрать свадебное платье. Может, ты и прав, и все будет весело?
– Вот и пойдем веселиться, – предложил Ройбен.
На первом этаже было уже полно народу.
Официанты метались между столовой и кухней. Стол был плотно уставлен первой переменой блюд – разнообразными горячими закусками, дымящимися блюдами мясных фрикаделек в соусе, фондю, нарезанными овощами, орехами, кругами французских сыров, финиками в сахаре. Посреди этого великолепия возвышалась огромная фарфоровая супница с тыквенным супом-пюре; рядом с нею со строгим видом, заложив руки за спину, стоял молодой официант, готовый в любой момент наполнить чашки желающим.
Сквозь гул голосов внезапно послышались трогательные и прекрасные звуки струнного квартета; мелодия «Зеленых рукавов» [7] сразу взяла Ройбена за душу. Он проголодался за день и уже успел осушить чашку густого вкусного супа, но музыка отвлекла его от еды. Ему очень захотелось увидеть игравший в павильоне оркестр. Ему давно уже не доводилось видеть и слышать вживую столь большой оркестр, и потому он начал пробираться к выходу.
Неожиданно к нему подошел Тибо и сообщил, что ему поручено отыскать Ройбена и привести к Феликсу, чтобы они вместе встречали гостей при главном, восточном входе в павильон.
– Вы ведь не откажете ему в помощи, верно? – осведомился Тибо, отлично чувствовавший себя в вечернем костюме.
– А как же Лаура? – шепотом спросил Ройбен, когда они ввинтились в толпу. – Почему вы не с нею?
– Лаура решила сегодня вечером побыть одна, – ответил Тибо. – Уверяю тебя, с нею все в порядке. Будь у меня хоть какие-то сомнения, я остался бы с нею.
– Вы хотите сказать, Тибо, что с нею уже случилась трансформация?
Тибо молча кивнул.
Ройбен резко остановился. Похоже, он все это время питал тайную, ничем не подкрепленную, как это бывает у детей, надежду на то, что Лаура все же не трансформируется, что Хризма почему-то не сработает, что Лаура навсегда останется Лаурой! Но Хризма сработала. И трансформация наконец свершилась! На него вдруг нахлынуло волнение. Ему очень хотелось оказаться рядом с Лаурой.
Тибо совсем по-отечески обнял его за плечи.
– Она сама решает, как и что ей делать. И нам не следует препятствовать ей. А теперь пойдем. Ты действительно нужен Феликсу.
Они вошли в павильон. По нему уже прогуливались несколько десятков человек, и официанты разносили кофе и напитки тем, кто успел устроиться за столами.
Маргон (волосы он собрал в хвост, перетянутый тонким кожаным шнурком) сопровождал в сторону вертепа миниатюрную женщину – Баффи Лонгстрит, мать Стюарта. Баффи в туфлях на высоких каблуках, в коротком маленьком черном платье без рукавов, сверкающая бриллиантами, походила скорее на начинающую кинозвездочку, нежели на мать взрослого сына, который приветствовал ее распростертыми объятиями. Фрэнк Вэндовер отвесил ей светский поклон и обратил на нее все свое голливудское обаяние, что, похоже, привело ее в полный восторг.