В конце концов Феликс сказал, что они приветствуют гостей уже полтора часа и можно сделать небольшой перерыв и перекусить самим.
Гости теперь то и дело входили в павильон и покидали его, а некоторые, в основном те, кто с самого утра трудился в городе на ярмарке, уже собирались домой.
Ройбену ужасно хотелось погулять по дубраве и посмотреть, что же видят там гости, но он тоже сильно проголодался.
У двери дежурили Тибо и Фрэнк.
В помещение вошли несколько чрезвычайно красивых женщин, скорее всего, знакомых Фрэнка. Хм-м-м-м… А может быть, и Тибо. Все в весьма вызывающих платьях. Они походили на киноактрис или фотомоделей; ничего более определенного Ройбен предположить не мог. Возможно, одна из этих красоток была женой Фрэнка.
Повсюду – в библиотеке, в большом зале, в оранжерее – расположились гости с едой. Кое-кому удалось завладеть маленькими складными сервировочными столиками, застеленными баттенбергскими салфетками. Юные официанты подливали вино и проворно убирали пустые тарелки и кофейные чашки. Во всех каминах горел огонь.
Конечно, то и дело звучали сакраментальные слова «Человек-волк» или «окно»; при этом люди указывали на то самое окно библиотеки, в которое Человек-волк ворвался в ночь своего появления, чтобы разделаться с загадочными и злокозненными русскими врачами. Но мало кто заговаривал о Человеке-волке вслух, и Робен был очень рад этому.
Ройбен слышал топот ног по старой дубовой лестнице и невнятный гул голосов гостей, гулявших по второму этажу.
В столовой он набрал себе на тарелку гору индейки, ветчины и жареной гусятины с картофельным пюре, обильно сдобрил все это изюмным соусом и направился к окну, чтобы хоть из дома полюбоваться волшебным лесом.
Все было так, как он представлял себе: гости семьями прогуливались по тропинкам, а прямо под окном, на подъездной дорожке, играл небольшой оркестр.
В толпе, выстроившись змейкой, плясали ряженые в средневековых костюмах. До чего же хороши они были в зеленых костюмах, украшенные листьями и лозами плюща! Один красовался в маске в виде лошадиной головы, второй – черепа, а еще один – демона. На одном была настоящая волчья шкура, даже с головой, которую он пристроил к себе на голову. Рядом был человек в медвежьей шкуре с головой. Двое играли на скрипках, один на дудке, а «демон» на концертино. У нескольких человек были тамбурины и маленькие барабанчики, привязанные к поясам. Замыкавший цепочку разбрасывал что-то вроде больших золотых монет – вероятно, для сувениров гостям.
Другие ряженые обоего пола раздавали гостям бокалы с глинтвейном, высоченный седовласый святой Николай, он же рождественский дед, в длиннополом зеленом одеянии оделял детей деревянными игрушками. Насколько мог разглядеть Ройбен, это были кораблики, лошадки, паровозики и тому подобное, без труда вмещающееся в родительские карманы. Но из большого зеленого бархатного мешка то и дело появлялись маленькие книжечки и фарфоровые куколки с движущимися руками и ногами. В восторге от подарков были не только дети, сгрудившиеся вокруг рождественского деда, но и взрослые. Блондинка, которую он заприметил днем в городе в окружении детей, тоже была здесь, но уже без своей поразительной зеленой шляпы с цветами. Что, если это и вправду Лоррейн, о которой расспрашивал Джим? Ройбен не собирался спрашивать об этом. В доме и лесу поблизости сейчас было, пожалуй, не меньше тысячи человек.
Ройбен быстро разделался с едой. Тут его отыскали несколько старых приятелей из Беркли, которые тут же засыпали его вопросами об этом доме и о том, что же с ним все-таки случилось. Говорили, конечно же, и о Человеке-волке, не касаясь при этом Ройбена напрямую. Ройбен не уходил от ответов, но они были уклончивыми и двусмысленными.
Вскоре он увел свою компанию обратно к большому столу и на сей раз положил себе еще жареной гусятины, жареную куропатку, кучу сладкого ямса и принялся жадно есть, не думая о том, кто что скажет. Он был на самом деле рад увидеть старых товарищей, да еще по такому замечательному поводу, и ему вовсе не составило труда перевести разговор с их вопросов на свои.
Вдруг рядом с ним появился Фрэнк.
– Не забывай смотреть по сторонам, Чудо-волчонок, – прошептал он Ройбену прямо в ухо. – Не забывай радоваться тому, что происходит. – Сам он казался необыкновенно бодрым и веселым, как будто был создан для подобных событий. Нет, он, конечно же, морфенкинд из двадцатого века. Впрочем, Тибо назвал его неофитом. Ой, все равно с ними ничего не разберешь. Хотя у него будет прорва времени, чтобы разобраться. Просто чудеса! Он никак не мог привыкнуть к тому, что может не ограничивать понятие времени продолжительностью человеческой жизни.
Кстати о времени: не стоит ли ему урвать немного времени, чтобы действительно полюбоваться тем, что происходит вокруг?
Он окинул взглядом длиннющий стол, в центре которого располагалась огромная свиная голова, окруженная потрясающим многообразием овощных салатов. Официанты то и дело подбегали, чтобы вновь наполнить блюда с горошком в белом соусе, брюссельской капустой, сладким картофелем, рисом, какими-то непонятными кусками в аппетитной панировке, аккуратно нарезанными индейкой, говядиной, свининой. Источали пар глубокие миски с алыми и золотистыми фруктовыми салатами, сверкали разложенные на листьях салата апельсиновые дольки, на ломтиках фруктов возвышались облачка взбитых сливок. Гостям предлагались чуть ли не все возможные блюда из риса; любители здорового питания с удовольствием перекладывали на свои тарелки горы моркови, брокколи, помидоров.
Ряженые теперь перешли в дом и плясали уже в столовой. Ройбен протянул руку и взял одну из золотых сувенирных монет. Теперь он хорошо видел, что волчья и медвежья шкуры искусственные, хотя и неплохо сделанные, и что демон на самом деле немецкий рождественский черт Крампус, которого всегда изображали с длинными козьими рогами. Теперь они не пели, только играли в маленькие барабанчики и старательно развлекали детей. А детей было видимо-невидимо.
Монета, естественно, была не золотой, зато сделана по всем правилам монетного искусства. На яркой поверхности красовалась в изящной виньетке надпись «РОЖДЕСТВО В НИДЕК-ПОЙНТЕ», а на обороте был отчеканен дом и дата события под ним. Доводилось ли Ройбену когда-нибудь видеть такие памятные жетоны? Пожалуй, что нет. Но сувенир, без сомнения, прекрасный. Да, Феликс действительно продумал все, до последней мелочи.
Стоявший в стороне, у стены, Жан-Пьер объяснял нескольким гостям, что жители Старой Европы на Рождество часто наряжались в шкуры диких зверей.
Слева от Ройбена его мать вела какой-то разговор с доктором Катлер, рядом с ними Селеста (просторное черное платье прекрасно скрывало ее беременность) беседовала с одним из политиков из Сакраменто. Неожиданно откуда-то возник брат Грейс Тим со своей новой женой, бразильянкой Хелен.
Грейс вдруг разразилась слезами. Ройбен поспешил поздороваться с дядей. Он всегда немного волновался, когда видел Тима, потому что Тим казался почти точным подобием Грейс: те же рыжие волосы, те же самые ярко-голубые глаза. Словно он видел родную мать в мужском теле. Ему это совершенно не нравилось, но и не смотреть на дядю он не мог, к тому же Тим тоже был врачом и тоже хирургом, и взгляд у него был таким же тяжелым и испытующим, как у Грейс, и это и отталкивало, и одновременно восхищало Ройбена. У Тима была привычка возмущенно вопрошать: «На что ты тратишь свою жизнь?» Но на сей раз он не сказал ничего подобного. Он говорил только о доме.