Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты:
– Рубежное… Этот населенный пункт и был моей задачей. С утра нам, командирам рот, была уточнена боевая задача. Суть ее была следующая: моя пехота выдвигается пешком в боевом порядке под командованием командиров взводов и закрепляется на окраине населенного пункта вдоль небольшой речки. Я же в свою очередь осуществляю выдвижение на технике. При подходе к населенному пункту разворачиваю технику в боевую линию и закрепляюсь там же на окраине между двух курганов. Но, как было задумано, не получилось. Пехота закрепилась на указанном рубеже, я же, в свою очередь, при подходе к селу обнаружил, что оттуда поспешно выезжают легковые и грузовые машины с непонятными людьми. В этот же момент в мою связь вклинились боевики и… в эфире заиграл рояль, раздался детский плач. О подходе к населенному пункту я доложил комбату по связи. Он приказал мне развернуться и уходить на свое место по ранее утвержденному плану.
При развертывании в боевую линию машин со стороны села выстрелили из гранатомета. Граната не долетела и разорвалась от моей машины метрах в десяти. По связи комбат спросил: «Не твои ли это стреляли?» Я ответил, что стреляют не мои, и он тут же отдал команду на открытие огня по боевикам. По моей дублирующей команде открыли огонь все одиннадцать боевых машин («коробочек») и пехота. Обстановка сразу накалилась – со стороны населенного пункта начали работать снайпера и класть моих пехотинцев («карандашей»). Мои молодые «карандаши» растерялись – и все просто стояли, оцепенели. Командиры взводов не растерялись, стали бегать и укладывать их на землю, при этом командир второго взвода был ранен. Жалко сержанта, так получилось, что он принял командование взводом перед самой погрузкой. В этом бою у меня в роте были ранены еще человек пять.
Затем я получил команду на отход за просеку в виноградники, и все шло хорошо, но в момент развертывания техники встала приданная мне зенитная установка на «Урале». Ей прострелили колеса, и пришлось заняться эвакуацией машины. Я предложил комбату, чтобы перед ней встала боевая машина с запущенной дымовой шашкой. План мой удался – зенитную установку замаскировали дымом, вторая БМП ее вытащила из-под обстрела. А я в этот момент на своей БМП и еще с одной БМП работали по верхним этажам зданий и водонапорной башне.
В момент отхода группы боевых машин у левофланговой машины слетела гусеница. Мой техник роты – молодой прапорщик – на БМП кинулся ей на выручку, сам под пулями снайперов цеплял троса, и машина была эвакуирована с поля боя.
Смеркалось, когда мы отошли назад, на второе поле. Ночью загрузили боеприпасы в боевые машины, всех раненых отправили в полевой госпиталь. Так же ночью по проводной связи на меня вышел командир полка, и я ему дал целеуказание для артиллерии полка, откуда днем велся огонь боевиками.
«Чувства страха еще не было…»
Михаил Хрыков, пулеметчик РПК, 4-й роты 2-го батальона, гвардии рядовой:
– Когда к Рубежному подходили, заметил: что-то земля под ногами мелко вздымается. Да это же пули ложатся, по нам стреляют! Все – туда-сюда, кого-то ранило, суматоха пошла. За что-то прятаться стал. Сами стреляли – куда? Чего? Где? Впереди куча домов – откуда по нам стреляют? Водонапорная башня стоит – в нее разве попадешь… Стреляли по нам из автоматов калибра 5,45, одному парню нос пулей пробило, навылет: «Я и не пойму, – говорит, – что у меня с носом?» – «Дырка у тебя в носу!» У другого – звали его Сенька Малой – китель прошило, пуля вошла и вышла, он маленький, ему кителя по размеру не было, на пару размеров больше достался, как балахон.
Когда стали отступать, начали раненых оттаскивать, то Димку с моего отделения в ногу ранило, он упал, я ему – сначала не понял – кричу: «Хватит валяться!» – «Не могу идти, ранило!» Чувства страха у меня еще не было. Я ни о чем не думал, не думал, что могут попасть и в меня: всего одно мгновение – и меня нет.
Стрелял я тогда много – у меня было два подсумка, восемь магазинов по сорок пять патронов. Я, когда отходил в зеленку, то еще и заряжал пустые магазины, сам набивал их патронами из цинков. Патронов у нас было много, проблемы с ними не было – бери сколько хочешь.
В том бою помогал нам, по-моему, и вертолет. Артиллерию я только слышал, у командира – он с нами ехал на броне – брали бинокль, смотрели, как где-то далеко-далеко вставали разрывы – так это было здорово!
Потом отошли за зеленку, чтобы нас не было видно. Раненых – кого куда – рассовали по технике. Некоторые из нас тогда попали в еще более худшее положение, их технику помогали вытаскивать.
Из Журнала боевых действий:
…В дальнейшем был уничтожен «ГАЗ-66» с минометом и запасом мин, а также от попадания гранаты сгорел грузовой «ЗИЛ-131». Противник продолжал упорное сопротивление и по-прежнему не давал возможности вынести раненых с поля боя. Количество раненых увеличивалось. Снайперы противника методично вели огонь на поражение. Ограды огородов, состоящие из колючей проволоки, не позволяли осуществить маневр БМП, т. к. проволока часто наматывалась на ведущие колеса, сковывая тем самым скоростное движение машин. Командир батальона капитан Булавинцев С. Н. принимает решение самому выйти на передний край и принять меры к выносу раненых из-под огня противника, что ему удается сделать, но с трудом. По передвигавшемуся танку вдоль улицы был усилен гранатометный огонь противника, в результате чего от попадания в башню сзади заклинило и вышел из строя автомат заряжания. Подразделения батальона отходили на выгодный рубеж, прикрывая друг друга. Боеприпасы БМП 4-й мотострелковой роты иссякали. Противник, используя выгодное положение, продолжал вести нарастающий огонь. Приказав солдатам рассредоточиться на местности, капитан Гринченко принял весь огонь на себя: перешел на место стрелка БМП. Этого времени хватило, чтобы подоспевшие на помощь сослуживцы спасли взвод от гибели. От меткого попадания снайпера тяжело ранило командира 2-го ГРВ капитана Гринченко Андрея Олеговича. Батальон продолжал отход, одновременно отвечая на огонь. Наша артиллерия продолжала вести огонь по вызову. Обоз полка выдвигался из занимаемого тылового района расположения полка и из-за ведения боя вынужден был изменить маршрут.
«Крови я не боялась…»
Ольга Савкина, санинструктор 1-го мотострелкового батальона:
– Первый, кому оказала медицинскую помощь, – это был солдат-срочник. Не помню его имени. Ребята попали в засаду, в бою ему БМП переехала ноги, но, славу богу, это было в болоте. Закрытый перелом обеих ног. Наложила шины, укол сделала. Согрели его, он был весь сырой. Держался парень хорошо. И потом солдаты раненые никогда не паниковали, не было, чтобы кричали: «Я сейчас умру!»
Первый раненый, когда стояли у Терского хребта. Комбат нам, медикам, приказал: «Стойте, ждите своего часа!» Развернули свой «киоск», и Андрей Макин получил по рации вызов: «Есть раненый!» Осколочное минометное в голову… Привезли этого солдата – осколок торчал в голове. Парень был в сознании, реагировал. Мы этот осколок не трогали: не дай бог возникнет кровотечение, которое мы не сможем остановить. Смерила ему давление, сделали укол промедола, забинтовали голову. Страха перед видом крови не было – крови я не боялась… Спустили раненого с горы на равнину. Запустили дым – за раненым вертолет должен был прилететь. Пока мы им занимались, к нам Игорь Гребенчук, командир гранатометного взвода, привез еще одного, раненного в ногу. Ничего страшного – жгут наложили. Этот раненый был контрактник, какой-то нервный, и первое, что спросил, будет ли он получать какие-то деньги за это ранение.