Утром 12 сентября мы совершили марш в район станции погрузки на боевой технике, где приступили к загрузке боевых машин на железнодорожные платформы и имущества по вагонам. Когда было все загружено, нам пришлось долго ждать отправки. Состав тронулся только в час ночи следующего дня.
«Начало старого конца…»
Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, гвардии майор:
– Нам объявили, что полк отправляется в Дагестан для обеспечения охраны какого-то нефтепровода, хотя многим было ясно, что это «начало старого конца». Ночью, во время выдачи личному составу оружия, личных номеров (жетонов), ко мне на полигон приехали два друга, с которыми я прошел первую кампанию – Ткачев Сергей Иванович и Шленев Юра. Они, с разрешения командира батальона, свозили меня на два часа домой, за что я им очень благодарен. На следующий день при оформлении документов эшелона я обнаружил, что станция назначения числится – Моздок. Вспомнил, как три года назад именно там выпившим кричал, идя по взлетной полосе, что «в Моздок я больше не ездок!». Об этом я решил доложить только комбату, хотя эта тайна была, скорее всего, только для нас.
Перевозка прошла достаточно организованно, новые офицеры «знакомились» с коллективом. Наверное, недовольным был лишь лейтенант Ткаченко, который, согласно Уставу, был назначен на весь период следования эшелона начальником караула и справился со своими обязанностями отлично. А я для себя пробовал новую обязанность: ведение Журнала боевых действий.
«Утром из отпуска, вечером – на войну…»
Михаил Кашеваров, начальник службы снабжения горючим тыла полка, гвардии майор:
– Я приехал из отпуска, с бородой еще был, и вижу, что в полку идут сборы. Пришел в парк, там стоят мои 14 машин для подвоза горючего. Техника была в нормальном состоянии, как и всегда. Парни-водители на меня смотрят вопросительно – поеду я, их командир, с ними или нет. Поеду! Так утром я приехал из отпуска, а вечером – уехал на войну.
Андрей Смирнов, психолог полка, майор:
– В двести сорок пятый я был прикомандирован из зенитно-ракетного полка. Естественно, что никого из офицеров полка я не знал.
Приехал утром в полк, и как раз началась погрузка в эшелон. Все на ходу, быстро-быстро, бегом… Я с командиром полка познакомился только в Моздоке… Мне было легко: всю первую кампанию служил в 205-й мотострелковой бригаде.
Настроение у офицеров и солдат перед отправкой в Чечню было нормальное. Офицеры знали, куда идут, солдаты – тоже. Хотя сначала нам говорили, что едем в Дагестан. Никаких политических задач нам не ставили. Скоро, уже в Чечне, стал замечать, что в этой кампании нам, военным, политики наконец-то развязали руки. Если командир полка принимал решение уничтожить противника, то и уничтожали уже без оглядки на политиков.
Александр Цыбаев, зам. командира 3-й мотострелковой роты по воспитательной работе, гвардии лейтенант:
– На эту должность в полк, не по своей военной специальности, я попал после окончания училища тыла. Стрелять за годы учебы довелось всего несколько раз. Особой боевой подготовки у меня не было. Основной специальностью, которой я владел, было обеспечение личного состава подразделений вещевым имуществом и продовольствием. Вот то, что я знал и умел. БМП и некоторые другие образцы техники впервые увидел в полку. Приходилось учиться у командиров взводов, командира роты – все они были профессионалами своего дела, и даже чему-то у солдат.
На станции погрузки техники перед отправкой я был назначен начальником караула эшелона. На каждой остановке я должен был расставлять солдат, входящих в караул, по всему периметру поезда и не допускать к эшелону посторонних лиц.
До Моздока ехали 3–4 дня. В дороге подружился с лейтенантом Алексеем Маркеловым, прикомандированным к нам в полк. Он был сапером, окончил Кстовское военно-инженерное училище. Алексей рассказывал, что в этом училище преподавал его отец, ветеран войны в Афганистане.
На станции Моздок при разгрузке инженерной техники у одной машины, которой управлял боец, колесо вышло за пределы платформы. Была опасность, что машина может свалиться. Алексей приказал солдату выйти, сел за руль сам, но наклон машины был большой, она упала и перевернулась. Кабина была смята так сильно, что удивляюсь, как он тогда жив остался.
Потом судьба нас развела, но видел Алексея в Чечне еще два раза. Первый – в Надтеречном районе, в разведроте, когда на отдыхе они пекли блины. Поел блинчиков с ними, и Алексей решил надо мной подшутить: «Видишь «ГАЗ-66»? Посмотри, что в ней». Хотел было идти, но боец сказал, что там трупы боевиков. Только что съеденные блины чуть из меня не вылетели… Второй раз видел Алексея Маркелова под Первомайским, он сидел на броне БТР с красиво развевающимся российским флагом. Помахали друг другу руками… Потом, уже в Урус-Мартане, я узнал, что Алексей был ранен в шею осколком вражеской мины. Врачи полковой медроты в полевых условиях сделали ему операцию. Сначала военный госпиталь, потом гражданская больница, Алексей шел на поправку… Он умер, как мне рассказывал один офицер его подразделения, на руках у отца. Видимо, что-то пошло не так после ранения. Для меня его смерть была шоком… Никак не могу понять, почему военные врачи в полевых условиях сумели спасти ему жизнь, а гражданские – с таким то оборудованием! – не смогли…
Алексей был отличный парень, настоящий герой.
«Ушли, готовые к полевой жизни…»
Виктор Зинченко, начальник артиллерии полка, гвардии подполковник:
– Погрузка артиллерии шла на станции Инженерной. Хотя и все было рассчитано, но САУ – они как мамонты… Грузили, конечно, тяжело. Офицеров, которые прошли службу и практически умели загружать технику на платформы, было немного. Контролировали весь этот процесс я, офицеры – командир дивизиона Сергей Костюченко, Петр Дымчак, полковник Захаров, начальник артиллерии армии.
Солдатики были молоденькие, опыту у них немного. Главное было – заехать на платформу. Ничего не видно, поэтому механики-водители руководствовались только сигналами. Все обошлось, у нас лишь машина передового разведывательного пункта соскочила, зацепила гусянкой.
Мы ушли в Чечню, готовые к полевой жизни. Личный состав и офицеры навыки службы имели. Самый болезненный вопрос был – кадры, второй – подготовка кадров. Надо же было выполнять боевые задачи. Старшие офицеры батареи – это те, кто отвечает за точность, умение стрелять, боевую работу, они пришли из училища, и то не наши, а с сотого танкового полка. Были лейтенанты, только что выпущенные из училища, некоторые – из Саратовского ракетного: этим надо было на ствольную артиллерию переучиваться.
Чтобы сделать первый выстрел, надо выбрать огневую, разбить фронт батареи, сориентировать орудия, координаты определить – вся артиллерия основана на расчетах. По прибытии в Чечню весь октябрь, где вставали на один-два дня, мы поднатаскивали людей. Потому что некоторые офицеры пришли к нам после окончания Саратовского вертолетного среднего технического училища. Им сказали: «Хотите служить в армии – идите в Сухопутные войска». Вот они и пришли ко мне: «Возьмете?» – «В минометную батарею возьму, в дивизион САУ – нет». В минометных батареях они все освоились, разобрались быстро.