Единственный человек, для которого она когда-либо выдувала стекло, была ее мать. Между ними было нечто особенное, она понимала и принимала увлеченность дочери. Может быть, Эйден хочет только этого. Таш глубоко вздохнула.
– Конечно. Это будет пробный образец. Придется потратить некоторое время на него, чтобы получилось правильно.
– Пробный образец, это же здорово!
Таш сощурила глаза, будто ее осенило. Эйден выглядит неловко, она себя чувствует примерно так же.
– Тебе неловко?
– Я не поддаюсь на просьбы.
Таш разразилась смехом.
– Не поддаешься. Могу понять. И как себя чувствуешь?
Эйден не торопился отвечать.
– Странно.
– Ну, тогда все в порядке. Пока осознаешь, насколько особенная возможность тебе выпала.
– О, я это ясно осознаю.
Заманчиво было бы представить.
– Четверг?
Таш пребывала в растерянности – она никак не могла позволить ему увидеть свои первые робкие усилия. Если напряжется, получит нечто похожее на морскую звезду к четвергу. Сохранить собственное достоинство стало смыслом рядом с Эйденом.
– Тогда увидимся.
Ребенок, украденный эльфами из нашей семьи. Эти слова крутились в ее голове сквозь подспудное беспокойство от заявления его отца за несколько дней до этого. Он и ее мать учились вместе. В тот миг, когда Эйден произнес эти случайные слова в обсерватории, что-то сдвинулась и щелкнуло в ее подсознании. Как язычок замка с щелчком становится на место. Таш уставилась на тетрадки, разбросанные вокруг нее на ковре ее гостиной. В маминых дневниках ничего об этом не сказано. Натаниэль предположил, из страха. Это имело смысл. Адель Синклер боялась мужа. Он принадлежал к тому типу людей, которые в состоянии осквернить самые сокровенные мысли, чтобы накормить свою хищную паранойю.
Таш покачала головой и прошептала:
– Почему ты так долго оставалась с ним, мама? Наверное, что посеешь, то и пожнешь. Или она не думала, что достойна лучшего после того, как любовь всей ее жизни ушел с другой. Из дневников было ясно, Эрик Синклер не был подарком в молодости. Не особенно способный, сообразительный, умный, в отличие остальные из их группы друзей, но он, по-видимому, казался достаточно безобидным. Тогда. После того как они все разбежались, он явил свое истинное лицо, возможно из страха и подозрительности, а мама оставалась с ним из глубокого убеждения, что заслужила такую судьбу. Эрик сопротивлялся малейшей попытке жены изменить динамику их отношений, решительно отказывался от консультации психолога, игнорировал ее угрозы уйти. Его иррациональный страх имел бы смысл, если бы Натаниэль и Адель действительно спали вместе. Таш протянула руку к самому выцветшему дневнику. Самому старому. Она много корпела над ним и знала, что в нем. Там не содержалось упоминаний об интимных отношениях между матерью и Натаниэлем в универе, хотя, возможно, она упустила что-то между строк, между страниц. Натаниэль сказал, что мама оставляла их пустыми. Таш пролистала первые страницы тетради. Рассказы о походе в кино с Лорой, занятия с Эриком, обед в студенческом кафе с Натаниэлем. Но ничего значительного. Стоны по поводу какого-то трудного экзамена и… Вот! Пустая страница. После сдачи экзаменов за первый курс. Листок выглядел, будто его ненароком пропустили. А вот еще одна. В каникулы посреди семестра в начале второго курса в сонном городке с Лорой. По крайней мере, казалось, их было только двое, рассказ с легким юмором о том, как они с Лорой на заднем сиденье автомобиля убивали время игрой в слова. Если Лора была на заднем сиденье с Адель, кто же за рулем?
Никакого упоминания. Еще одна пустая страница второго дня поездки. Действительно ли Натаниэль занимает пустые страницы, как утверждает? Он не полностью отсутствовал. Таш предположила, что это было бы равносильно полному разоблачению, если бы Эрик узнал, как группа друзей проводит время. Интересно, чем же они занимались? Нетрудно догадаться. Из-за чего-то же они расстались на достаточно долгое время. Лора успела поймать на крючок человека, на которого, видимо, была нацелена все это время, и забеременела. Натаниэлю пришлось остаться с нелюбимой женщиной.
Эрику оставалось лишь подобрать осколки разбитого сердца Адели. К счастью для Таш. Она появилась вскоре после Эйдена. Легкий холодок побежал по ее коже. Она родилась вскоре после Эйдена. Перед ее глазами всплывали сменяющие друг друга картины. Наклон головы Натаниэля, когда он смеялся. Они оба болеют за одну футбольную команду, ее улыбка начинается у глаз, как и у него. У них похожие вкусы в пище и юморе. Его чрезмерная сосредоточенность на ней и то, как он пустил дела на самотек, чтобы провести с ней время.
Ребенок, украденный эльфами из нашей семьи. Холодок заставлял биться в агонии сердце Таш. А что, если существует веская причина столь быстрого их соединения с Натаниэлем. Было ли нечто иное в те несколько недель, что ее мать и Натаниэль снова сошлись? До того, как он узнал, что будет отцом. Ее сердце сильно забилось. Что, если Адель тоже была беременна, когда они расстались? Это объяснило бы, почему мать оставалась с Эриком и поче му Таш не имеет ничего общего с отцом. И безусловно, почему он так ее ненавидел, так с ней обращался. Может быть, он не ее биологический отец. И возможно, знал это. А если Натаниэль Мур ее настоящий отец?..
Какой могла быть у нее жизнь, если бы ее отцом был Натаниэль. Он подбадривал бы и хвалил ее за успехи, не пытался сломать. Свернул бы горы, чтобы сохранить семью, вместо того чтобы подвергать ядовитому и мстительному осуждению общества. Таш заморгала, сдерживая слезы. Боже, насколько же лучше было бы, если бы она выросла в клане Муров, как Эйден, вместо… Синий дневник вдруг выскользнул из ее ослабевших пальцев. Как Эйден. Если бы она была одной из Муров, значит, Эйден…
Подступила тошнота, сменив напряженное волнение бывших мгновений, она снова прокручивала в памяти футбольный матч, когда Натаниэль настойчиво убеждал ее не связываться с Эйденом.
Обещай мне…
Страх прочно укоренился в душе. Чем дольше она сидела, тем ужаснее себя чувствовала. Мышцы живота одеревенели при мысли о последствиях.
Эйден ее брат. Нет никаких сомнений в его происхождении.
Таш ежедневно зря теряла время, представляя себя с ним, думая о том, как можно заполучить его на более постоянной основе. Представляла его любовником…
Отвращение к себе, саднящее и слишком хорошо знакомое, охватило ее, она сражалась с противоречивыми желаниями. Быть членом клана Муров, дочерью Натаниэля Мура, иметь, наконец, достойного отца, питать уважение. Но быть сестрой Эйдена… Во рту пересохло.
Как это может быть? Конечно, тело поняло бы, даже если бы разум не знал?
Таш вспомнила его объятия среди дорогих пальто, ощутила прилив волнения и прижала ладонь к внезапно заболевшему животу. Стало стыдно, ничего, переживет. Кайл в финале их отношений заставил ее чувствовать себя чуть ли не нищенкой, сексуально озабоченной и почти босой, но она сумела проглотить унижение и выжить. И сможет снова.